В конце января, в разгар противостояния, прогулялся я в Киеве по Владимирской горке, непривычно пустынной. Был сильный мороз. С печально известной улицы Грушевского, что чуточку ниже, доносились выстрелы и взрывы, клубами поднимался к небу дым от газовых гранат, шины тогда ещё не жгли. И одинокая бабушка на горке неспешно прогуливалась с детской коляской. Игнорируя грохот, ребёнок в коляске спал.

На спуске с горки штук десять зевак наблюдали издалека монотонную битву. Приспособились, стало быть. Приобвыкли.

События, между тем, развивались и развиваются стремительно. «Провокаторы всех стран, соединяйтесь» — именно такой слоган можно было бы повесить на въезде в Киев. Все эти дни в Украине при активном участии зарубежных «симпатизантов», по сути, отстраивалась инфраструктура для провокаций, а затем и для гражданской войны. Дерущиеся паны выставляли друг против друга осатаневших от безысходности чубатых холопов, таская их по столице в целях устрашения и баррикадируя в установленных местах. Денег вбухали кучу — от региональных автобусов до массовых бутербродных на Майдане. Противостояние выходило вялое, поскольку до конца никто не понимал, за что конкретно он стоит.

В самом деле, в то, что какой-нибудь Яценюк коренным образом отличается от Януковича, не мог поверить даже самый дремучий вуйка. Не больше, чем черт зелёный от черта желтого он отличается, сказал бы товарищ Ленин, мудрый революционер, памятник которому мстительно свалил сброд, с трудом сдающий экзамен на революцию. Но отступать было уже некуда: вложенные средства и усилия требовали отдачи.

Количество таки переходит в качество, а терпение и труд всё перетрут. То, что трудно разгорается, трудно и гасится. Сейчас, похоже, у упомянутых выше холопов наконец всерьёз затрещали чубы. Если оранжевый, цветочно-слюнявый вариант революции не удался, то вариант арабский, со стрельбой и массовыми баталиями, оказался куда более успешен.

Над страной, чёрным дымом от зажжённых шин, осязаемо нависли облака смуты и измены. Центр города заполонили вооружённые топорами и дубинами банды и накрученные пропагандой обыватели, должные служить для них великолепным прикрытием. Административные здания были без особых препятствий захвачены и вандализированы. Знаменитый Крещатик испещрили свастиками и призывами вешать коммуняк; такое нашествие он переживал, пожалуй, впервые с 1941 года. Известный боксёр в это время, трудно ворочая непривычным к сложносочинённым и сложноподчинённым предложениям языком, вещал экзальтированной массовке о европейских ценностях со сцены с плазменным экраном. Никто не узнает, то ли местные олигархи оплатили установку последнего в патриотическом порыве, то ли западные послы в пароксизме солидарности, но торжество европейских ценностей все запомнят надолго. Президент молчал, то ли растерянный, то ли, как говорят недоброжелатели, занятый спасением своего бизнеса, открывая рот лишь для того, чтобы озвучить очередную уступку террористам. Чуткое к запаху жареного чиновничество тоже притихло. Бывший министр обороны, ныне оппозиционер, сверкая очками, призвал собираться на майдане обладателей огнестрельного оружия. Впервые, казалось, фуражка подошла бы ему больше панамы; впрочем, на месте сбора он так и не был замечен. Ему вторил бывший министр внутренних дел, в воинственном винно-водочном запале позабывший про свой цирроз.

В общем, всё было готово, чтобы рвать ткань, как поётся в старой песне. По большому счёту, можно было уже не только рвать ткань, но и брать власть. Предержащие, нерешительные, деморализованные и неповоротливые, словно бы сами были готовы её уронить.

И тут на сцене в сопровождении внутренних войск во второй раз появилось странное подразделение «Беркут». Появилось, прочно став между мятежниками и властью. Чего с ним только не делали вышедшие, при активной поддержке послов и олигархов, из повиновения граждане: и засовывали цветочки в щиты, и приносили конфетки, и жгли коктейлями Молотова, и грозили семьям судом Линча, и окуривали ядовитым шинным дымом. А Беркут стоял и не отступал ни шагу назад. Шаг вперёд, впрочем, тоже не разрешала ему сделать пугливая власть. На сём стою, — могли бы повторить беркутовцы слова Лютера. Так и стоят они по сей день, и по сей день разбиваются об это стояние мутные волны евромайдана.

За что же они стоят? Утверждать, что за Януковича, — всё равно что утверждать, что двадцать три года назад Рижский ОМОН стоял за Горбачёва. Вовсе не за слабого и лукавого властителя, вспомнившего о них со страху только сейчас, застыли плечом к плечу эти сумрачные плечистые дядьки и парубки. Нужно хорошенько задуматься и понять, за что.

Конечно же, они злы. Теперь, когда раздутый дурно пахнущими ртами демагогов, проплаченных и имманентных, огонь противостояния уже не загасишь, ох и чешутся же у них увесистые кулачищи. Слушая их немногословные речи, вспоминаешь бессмертное лермонтовское: «досадно было, боя ждали... не смеют, что ли, командиры»... Ну ещё бы этакие командиры посмели.

Так и продолжается. Стояльцы в доспехах, упрямые служаки, залитые горящими коктейлями, конечно же, будут преданы и оболганы перманентно дрожащим руководством. При первой же возможности, а пока они ему ещё нужны, чтобы прятаться за их широкими спинами от ополчившихся плебеев и использовать как веский аргумент в переговорах с пытающимися возглавить этих плебеев недовождями.

Предательство, мелкотравчатость, незначительность — составные части эпохи, носители ценностей которой на постамент разрушенного памятника гению и титану воздвигают золотой унитаз. Нет для этой эпохи лучшей аллегории и для этих ценностей лучшей характеристики: порыв, величие и трагедию сменяет жалкий унитазный фарс.

Стадо львов во главе с бараном, стая беркутов во главе с хромой уткой. Это — тоже трагедия, без которой, увы, нет героя, как нет героя и без предательства. Многим они придутся не по нраву; но такие будут, много лет спустя, герои у нашего времени. Ибо именно они, а не бунтующая чернь, действительно непокорны его негодному духу.

Владимир Мироненко

16 февраля 2014 года

Источник: svpressa.ru