13 мая исполняется десять лет со дня жестокого расстрела мирной демонстрации на юго-востоке Узбекистана в 2005 году. Спустя годы многие факты тех дней стерлись из памяти людей, уступив место стереотипам. Тем из наших читателей, кто не слышал о так называемых «андижанских событиях» и не знает о них ровным счетом ничего, мы рекомендуем обратиться к нашей рубрике Андижан-2005, содержащей все аналитические материалы на эту тему. Кроме этого, следите за нашими текущими публикациями: в ближайшие дни мы разместим целый блок новых авторских статей об Андижане, фоторепортажей, интервью с экспертами и комментариев ученых.

Кто такие «акромисты» и почему их так боятся власти Узбекистана? Чем занялась группа беженцев, переселившихся из расстрелянного Андижана в зарубежные страны? Работа исследователя Алишера Ильхамова «Акромия: Экстремистское движение или предтеча исламской социальной демократии», опубликованная в 2006-м году, по сей день остается наиболее подробным и вдумчивым разбором характера общины акромистов с точки зрения социолога. Сегодня мы предлагаем читателю новую статью ученого, написанную специально для «Ферганы» и представляющую своего рода промежуточный итог «андижанской эпопеи».

Иногда по прошествии времени авторы пересматривают некоторые из своих взглядов, у них появляется желание переписать прошлые работы или их подредактировать. Вновь просмотрев свою статью об Акраме Юлдашеве и его последователях, опубликованную в сборнике «Расы и Народы» в 2006 г., я не вижу, в чем я мог бы ее пересмотреть или откорректировать. Могу только добавить свои дальнейшие наблюдения за судьбой андижанцев, бежавших от молоха репрессий в Узбекистане. Всё дальнейшее развитие событий после андижанской трагедии, мои встречи и беседы с некоторыми из беженцев только подтверждают основные положения той статьи.

Кто они такие, эти андижанские беженцы? Прежде всего о понятийном аппарате. Я использовал и продолжаю использовать термины «Акрамия», «акрамисты» в отношении общины последователей богослова Акрама Юлдашева. Сами себя члены общины однако так себя не называют. Эти термины были придуманы и введены профессиональными востоковедами и исламоведами, которые сотрудничали и до сих пор сотрудничают с узбекскими властями (см., например, статью Бахтияра Бабаджанова «Ферганская долина: источник или жертва исламского фундаментализма?». - примечание редакции). Я использую эти термины просто для удобства. Они удобны, поскольку подчеркивают факт существования общины, а также то, что она находилась и скорее всего до сих пор находится под влиянием учения Акрама Юлдашева. Если относиться к этим терминам как к нейтральным, то не нахожу ничего предосудительного в их использовании.

Далее, я был и до сих пор остаюсь убежденным в том, что ни эта община, ни учение самого Акрама Юлдашева отнюдь не являются экстремистскими. Это учение не зовет к установлению исламского государства или халифата, не призывает установить шариат как основной закон государства и общества. Юлдашев говорит о длительном пути к истинной вере, о переходе от более мирских к более духовным потребностям.

Нет ничего экстремистского ни в этом, ни в том, что община акромистов действовала согласованно и складывалась из своих личных и корпоративных доходов в фонд заката (см. закят - один из пяти столпов Ислама) для оказания помощи бедным и нуждающимся.

Да, они были ведомы религиозными чувствами и взглядами о том, «что такое хорошо и что такое плохо». «Плохо» - не делиться с другими, «хорошо» - строить отношения солидарности, коллективной ответственности и думать об общем благе, а не только о личной выгоде. Чем это не идеал социальной демократии?

Если уж всерьез сравнивать деятельность акромистской общины с европейской моделью социальной демократии, то со словом «социальный» здесь все боле или менее ясно. Но как быть с элементом «демократия»? В учении Юлдашева нет ничего на сей счет, ни осуждения или отторжения, ни призыва к демократии. Но если проводить параллель с Турцией и Индонезией, то мы видим, что при определенных условиях и устойчивых правилах игры исламские движения достаточно успешно встраиваются в систему представительной демократии, хотя и не без серьезных проблем и конфликтов, поскольку, как показывает практика этих стран, ростки либеральных свобод с трудом прорастают в среде, в которой доминируют нормы социального консерватизма.

Как бы то ни было, а в религиозном устремлении акромистов ключевым звеном является не эскапизм, не уход от мирской жизни, как мы это наблюдаем на примере секты Таблиги Жамоат, а интеграция в общественные отношения. В эти отношения община встраивается, руководствуясь эталонами общественной морали, которые ее члены почерпнули, конечно, из религии. Здесь есть определенное сходство с сектой мормонов, и в этом сходстве нет ничего дурного. Один из мормонов ведь чуть не стал президентом США.

Говоря о моральных эталонах, нельзя не сказать о том, что эта миссия акромистов осуществлялась на фоне повсеместной и систематической коррупции, которая пропитала узбекское государство и общество, и во многом как реакция на это разложение государства и общества.

На эту связь появления общины акромистов с фактором коррупции обратила внимание и американский исследователь Сара Чайас в недавно опубликованной ею книге «Thieves of State: Why Corruption Threatens Global Security», в которой она посвятила целую главу событиям в Андижане 2005 г. Чайас выделила тот факт, что стремительно возрастающая популярность акромистов в Андижане контрастировала с коррумпированным окружением и социальной несправедливостью, которые царили и до сих пор царят в Узбекистане. Эта популярность, рост морального авторитета акромистской общины в глазах местного общества, то, что она стала работодателем для жителей Андижана, а также спонсором благотворительных проектов в городе и области, пораженных безработицей и бедностью, конечно, не могли не беспокоить режим Каримова и его охранку. Именно поэтому власти предприняли шаги, чтобы разгромить общину, приписав ей экстремистские взгляды, фактически спровоцировав ее членов на восстание.

Что произошло потом, хорошо известно. Как минимум, пятьсот жителей Андижана было расстреляно правительственными войсками, примерно столько же бежало в соседний Кыргызстан, а затем переселено в разные страны Запада. Более двухсот человек было посажено за решетку, как минимум девять скончалось от пыток в тюрьмах. А те, кто бежал, на долгие годы оказались оторванными от своих близких, оставшихся в Андижане или брошенных за решетку.

Что стало с общиной андижанских беженцев на Западе? Она сохранила свое единство, организованность и внутреннюю дисциплину. Была создана и зарегистрирована организация «Андижон - Адолат ва Тикланиш» («Андижан - Справедливость и Возрождение») со штаб-квартирой в Дюссельдорфе, были созданы ее отделения в США и Канаде, где проживает наиболее многочисленная группа андижанцев.

Несмотря на то, что члены общины были разбросаны по разным странам, включая Европу, США, Канаду и Австралию, многие из них продолжали вносить взносы в общую копилку, из которой потом лидеры общины оказывали помощь оставшимся в Андижане и несли расходы на другие нужды общины. Эта копилка выросла со временем в солидный денежный фонд, так как ряду членов общины удалось встать на ноги и возобновить свою предпринимательскую деятельность. Особенно преуспели те, кто поселился в Штатах. Там члены общины открыли ряд предприятий бизнеса, магазины, пекарни, рестораны, службу такси, фермерское хозяйство, то есть, занялись примерно тем же, чем они занимались у себя на родине.

Что изменилось в их поведении? Практически мало что. Они продолжили тот образ жизни, который они избрали у себя на родине: не сидеть сложа руки, уповая на пособия, заниматься предпринимательством, соблюдать религиозные обряды, заниматься благотворительностью. Новым стало то, что они решили заняться публично-общественной деятельностью, создали собственный вебсайт (в настоящее время не существует), часть активистов стала принимать участие в мероприятиях, организуемых правозащитными организациями. Наконец, под эгидой организации был опубликован доклад о событиях 13-14 мая 2005 г. и их последствиях.

Но что произошло с идеями Акрама Юлдашева? По моим сведениям, оставшееся ядро общины, те, кто и раньше входил в число так называемого кружка по изучению его идей, решили воспроизвести его учение, при этом рационализировав его изложение и интерпретацию, и вычистив доктрину от религиозной риторики. Они подготовили новый памфлет под названием «Народ, познавший себя», который по содержанию и направленности напоминает «Имонга Йюл», но опускает аргументацию со ссылками на Коран, которыми полон труд самого Акрама Юлдашева.

Этот новый памфлет, кажется, не был нигде опубликован и был передан мне по частным каналам в 2012 г. одним из самых активных членов общины. Его имя я не могу огласить по причинам, которые будут описаны ниже. По тем же причинам я не могу огласить имя автора. Надеюсь, он сам со временем объявится и признает свое авторство. Причем мне этот документ был передан уже будучи переведенным на русский язык. С ним можно ознакомиться по этой ссылке, он приводится здесь в том виде, в котором я получил его, без каких-либо правок с моей стороны.

Памфлет претендует быть руководством для общины, своего рода «теорией благосостояния» и одновременно – реконструкцией и переосмыслением пути, пройденного общиной с самого момента ее возникновения. Основной ячейкой общества автор концепции объявляет коллектив, а ячейкой совершенной экономической системы общества - коллектив единомышленников, который объединен высокой целью достижения блага для всех его членов. Очевидно, что себя община акромистов отождествляет именно с таким коллективом единомышленников.

Логика анализа такова: если такими коллективами будет охвачено все общество, то благоденствие наступит в явочном порядке. При этом путь к общему благу автор видит прежде всего в системе распределения, согласно которой каждый член общины вносит в общую копилку пятую часть своих личных доходов. Это по сути та же идея фонда заката, которую акромисты воплотили на практике, когда развернули свою деятельность в Андижане, благодаря чему приобрели в городе популярность и авторитет.

Постулируемая автором памфлета эгалитарная система дополняется идеей лидерства: так, из среды общины формируется избранная «творческая группа», то есть «лица с острым умом и трезвым взглядом», которыми руководит духовный лидер. Творческая группа преобразуется в Совет общины. Те решения, который этот Совет принимает, становятся законом для всей общины. Неясным, правда, является то, предусматривает ли эта концепция обратную связь со стороны рядовых членов общины и соответствующие демократические процедуры. Этот аспект был и остается не адресованным ни в «Имонга Йул» Акрама Юлдашева, ни в этом новом документе.

В обеих версиях не видно, как авторы относятся к самой идее демократии. Эта недосказанность создает некоторую неопределённость относительно перспективы интегрирования общины в общество, которое бы основывалось на демократических принципах, в случае, если перспектива построения такого общества рано или поздно появится. В приватных беседах, однако, активисты общины высказывались с симпатией о системе демократии, с которой они ознакомились, живя на Западе.

В то же время мне неизвестно, как отреагировала андижанская община на события вокруг журнала «Шарли Эбдо». Это своего рода тест. Для многих мусульман, находящихся под влиянием норм и ценностей социального консерватизма, эти парижские события стали поворотным пунктом: часть из них отвергла западную версию индивидуальной свободы слова и самовыражения, обидевшись на такие формы ее проявления, как толерантность к карикатурам, подрывающим, по их мнению, авторитет Пророка.

Что можно сказать определенно, так это то, что андижанские беженцы были и остались практикующими мусульманами. Например, когда я пошел с двумя из них поужинать после одного мероприятия в Лондоне, организованного в Chatham House года три назад, эти двое были весьма разборчивы в выборе ресторана и согласились пойти только в тот, где дают халяльную пищу. Но так себя ведут миллионы мусульман по всему миру, в том числе и на Западе. Известно также, что члены общины совместно отмечают все мусульманские праздники, многие ходят на пятничные молитвы. Тоже ничего необычного.

Более того, как это стало характерным для многих мусульман в Узбекистане да и на всем постсоветском пространстве, для акромистов религия представляет собой практику и образ жизни, в которых собственно религиозное перемешалось с национальными обычаями и традициями, где ислам неразрывен с адатом (обычаями, привычками). Это видно по тем фотографиям, которые были доступны на сайте организации «Адолат ва Тикланиш».

На этих фотографиях они продолжают выглядеть, как и прежде, подчеркнуто в национальном стиле - в узбекских тюбетейках, а многие вообще без головного убора. Есть фотографии того, как в праздник Курбан Хаит они молятся в одном огромном молельном зале вместе с представителями мусульманских общин из других стран, среди которых немало с бородами и в белых тюбетейках. Но что примечательно, на андижанцев так особо не повлиял этот стиль одеяний и головных уборов выходцев из Южной Азии и арабского мира. В своем большинстве андижанцы не только не носят бороды, но даже не отращивают усов. Даже старики подстригают бородки в стиле, традиционно характерном для Ферганской долины.

Для сравнения, этот вполне светский стиль поведения и внешнего облика также характерны и для турецкого происламского электората, находящегося под влиянием идей Саида Нурси, Фетхуллы Гулена и лидеров АК Партии. Кстати, сами Фетхулла Гулен, а также лидеры АК Партии выглядят вполне современно и по-светски, в европейских костюмах и галстуках.

Это стремление примирить Ислам с Современностью (Modernity), не только в плане ношения одежды, но с современной наукой и образованием, вообще является ядром учения Нурси и Гулена. Последний, как известно, создал сеть школ в самой Турции, так и за ее пределами, где на первое место ставится изучение светских дисциплин, а Коран изучается во внешкольное время в качестве факультативных занятий, не обязательных для учеников.

Да, в основе этих учений лежит идея постепенного трансформирования общества, с тем, чтобы подготовить его к принятию исламских ценностей. Но, следуя по этому пути, исламисты нурсистского толка выбрали путь участия в демократическом процессе. На этом пути, конечно, есть свои ямы да ухабы, как это показывает опыт Турции, где в данный момент мы наблюдаем установление нелиберальной модели демократии, с постепенным сползанием к авторитарному режиму правления. Но даже в этом отступлении Тайипа Эрдогана от норм современной демократии нет еще признаков религиозного экстремизма. Интересно также, что Эрдоган находится в конфликте как с либеральным лагерем, так и с исламским богословом Фетхуллой Гуленом и его сетью.

Является ли Акромия разновидностью политического ислама? Думаю, пока нет. Изначально таковым он и не был, сосредотачиваясь не на политической повестке дня, а на строительстве образцовой общины. Это работа на социальном уровне, а не на политическом, но она в потенциале, конечно, сулит общине и ее лидерам солидный политический капитал.

Дружба акромистов с политикой, которой они занялись значительно позже, длилась недолго. В начале 2011 г. руководство организации «Андижан – Адолат ва Тикланиш» решило вступить на путь политической деятельности. Оно установило контакты с оппозиционной группировкой во главе с Мухаммадом Солихом и вместе с ним выступила соучредителем Народного Движения Узбекистана, финансово спонсировав его курултай (учредительное собрание) в мае того же года. Однако уже в ноябре 2011 г. организация «Андижан – Адолат ва Тикланиш» решила выйти из состава Движения и его учредителей.

Официально в своем пресс-релизе они сообщили, что не удовлетворены работой движения и видят свою миссию в достижения процветания своей родины иными путями. Насколько я знаю, фактически это решение они приняли под давлением узбекских властей, которые пригрозили принять жесткие меры против родственников андижанских беженцев, оставшихся на родине, а также тех из их собратьев, кто все еще томится в тюрьмах. Как известно, сын и зять самого руководителя ННО «Андижан – Адолат ва Тикланиш» Нурулло Максудова - Насибулло Максудов и Шавкат Шокиров - все еще находятся в тюремном заключении. Они были в числе тех 23 предпринимателей, суд над которыми стал причиной протестов в Андижане и восстания 13 мая 2005 г.

Таких примеров, когда кто-то из ближайших родственников андижанских беженцев, особенно жен и детей, не мог длительное время выехать из Узбекистана в силу чинимых властями препятствий, или все еще находится в застенках, немало. Поэтому возникает вопрос, а не было ли с самого начала решение лидеров андижанцев вступить в ряды НДУ вызвано тактическими соображениями, с целью оказать давление на власти Узбекистана и создать условия для торга – отказ от политической деятельности в обмен на более ускоренное решение вопроса о воссоединении семей. Возможно также, что такое радикальное изменение курса организации андижанцев свидетельствует о внутренних разногласиях внутри общины, которые не выплескиваются наружу , а разрешаются путем достижения внутриобщинного консенсуса.

По всей видимости, молодые члены общины отстаивали линию на активную общественную деятельность и сотрудничество с институтами гражданского общества, в то время как старшие были склонны к компромиссу и бесконфликтным взаимоотношениям с узбекскими властями. Поскольку в акромистской общине все-таки преобладают патриархальные нормы, при которых право принятия стратегических решений принадлежит старшим, то одержала верх линия акскакалов. Опять таки, в этом порядке вещей нет ничего необычного - большинство жителей Ферганской долины живет по этим патриархальным канонам.

Также необходимо учитывать то, что с самого момента переселения андижанских беженцев сначала в Кыргызстан, а потом на Запад, узбекские посольства и спецслужбы начали активную работу, следуя принципу кнута и пряника, чтобы добиться нейтрализации влияния общины акромистов на политическую ситуацию в стране.

Успехом узбекских властей стал возврат 53 андижанских беженцев обратно на родину в 2006 году. Обстоятельства той операции покрыты мраком. Ясно одно: узбекское посольство в Вашингтоне сыграло в том деле активную роль, обеспечив обратные билеты и все необходимые документы в кратчайшие сроки. Отъезд омрачил тот факт, что накануне отъезда при загадочных обстоятельствах скончались двое молодых беженцев, Олимжон Сабиров и Захиджон Махмедов, которые до того уговаривали своих соотечественников не возвращаться.

Выехать обратно на родину хотели и другие, но сообщения с родины о том, с какими проблемами сталкиваются вернувшиеся, остудили намерения остальных последовать примеру первых 53-х. На возвратившихся беженцев оказывалось давление со стороны властей, их обязали являться каждый день в отделение милиции для регистрации, они были подвергнуты всякого рода шельмованию и унижениям на собраниях, устраиваемых местными властями, лишены многих прав, например, права на коммуникацию и передвижение. Они столкнулись с проблемой трудоустройства, один из них, молодой человек, даже скончался, а 17 человек в ночь бежали из страны и попросили убежища в Казахстане.

Самое главное, оказалось, что никакая реабилитация на родине их не ждет. В 2010 году домой решила вернуться андижанская беженка Дилором Абдукадырова, но несмотря на предварительные заверения властей в ее безопасности, она была арестована по приезде в страну и осуждена на 10 лет тюрьмы. Это окончательно поставило точку в решении оставшихся беженцев не возвращаться, а добиваться воссоединения семей путем другого рода компромиссов. Конечно же, никто их в этих компромиссах не может упрекнуть, так как гуманитарные вопросы должны были рассматриваться в приоритетном порядке.

Компромисс выразился и в том, что позднее организация беженцев решила сменить даже свое название, убрав из него слово «Андижан». Само это слово видимо служило раздражителем для узбекских властей, напоминанием о кровавых событиях 2005 г. Начиная с 2012 г., организация стала называться «Адолат и Тикланиш», в переводе означающее «Справедливость и Возрождение». В том же году обновились также название и содержание вебсайта организации, вместо http://andijonadolat.org он стал назваться http://at-uzbekistan.org, а всякого рода фронда по отношению к узбекскому режиму из него исчезла.

Общественная деятельность организации не прекратилась, но из нее были удалены политические элементы и все то, что по мнению беженцев, могло вызывать недовольство узбекских властей. Усилилась патриотическая направленность, организация стала отмечать официальный день Независимости и рекламировать это на своем сайте, знакомить местные общины (по месту жительства) с узбекскими обычаями и традициями. Вебсайт стал активно освещать бизнес-успехи членов общины, появились фотографии с мест их работы, ресторанов, пекарен, офисов и т.д.

Но не спешите знакомиться с содержанием вебсайта организации. Его больше не существует - ни в старом, ни в обновленном варианте. По всей видимости и в более безобидном виде этот сайт и деятельность общины стали серьезно раздражать узбекские власти. Очевидно, сама информация об экономических успехах общины беженцев стала восприниматься как угроза узбекскому режиму, контрастируя с убогостью экономической жизни в самом Андижане, выживающем, преимущественно, благодаря трудовой миграции. Действительно, содержание сайта как бы говорило читателю: вот видите, мы ушли из Андижана, а вместе с нами ушло и экономическое процветание; оно возможно только с тем образом жизни, который мы пытались установить у себя на родине и вынуждены были реализовать вдали от нее.

Теперь, в угоду узбекским властям организация должна была вообще удалиться из публичной сферы взамен на решение вопроса о воссоединении семей. Надо признать, что этот обмен в целом все-таки состоялся. За определенными исключениями, ближайшие родственники большинства членов общины смогли выехать из Узбекистана и воссоединиться со своими близкими. Но это удалось пока не всем. Помимо этого остается еще проблема 240 заключенных, получивших длительные сроки лишения свободы. Они пока остаются заложниками в руках узбекских властей, тем самым продлевая срок андижанской трагедии на неопределенно длительное время. Вряд ли в этом вопросе узбекские власти готовы пойти на компромисс. Максимум, что режим мог бы пообещать беженцам, это прекратить или ослабить пытки заключенных. Но на амнистию участники андижанских событий вряд ли могут рассчитывать. Поэтому неизвестно, что еще потребуют узбекские власти от андижанских беженцев через своих эмиссаров, обладая в своих руках этим рычагом давления.

Конечно же, уход общины из публичной сферы не мог не сказаться на возникновении депрессивной обстановки внутри нее, особенно среди молодых ее членов. Депрессию вызывает прежде всего ощущение своего бессилия, а, возможно, и чувство вины от того, что они были вынуждены удалиться от активного участия в решении судьбы своей страны. Возможно, только с появлением нового поколения, которое закончит школы, колледжи и университеты на Западе, будет сформирована новая группа активистов, которая сможет действовать без оглядки на стариков. Но это во многом будет зависеть от того, насколько община будет поддерживать социальную память о событиях мая 2005 года на семейном и социальном уровнях.

Алишер Ильхамов, научный сотрудник Школы Восточных и Африканских Исследований Университета Лондона

11.05.2015

Источник: МИА «Фергана»

Tweet