Два масштабных теракта произошли вечером 23 июня в Дагестане. В Махачкале и Дербенте боевики атаковали православный храм, синагогу и пост ДПС. Среди нападавших, оказавших ожесточенное сопротивление, были родственники высокопоставленного чиновника. В результате терактов погибли 16 полицейских, священник, который мог быть целью номер один для террористов, охранник храма и другие мирные жители. О том, кто может стоять за атакой, почему дети чиновников становятся террористами и как защитить российские города, в интервью рассказал старший научный сотрудник Центра проблем Кавказа и региональной безопасности МГИМО, историк и исламовед Ахмет Ярлыкапов.
— Сейчас мы понимаем, что теракт в Дагестане — дело рук местных жителей. Однако насколько самостоятельно они действовали и кто мог стоять за ними?
— Судя по почерку, которым было написано послание на атакованных религиозных строениях, это очень похоже на то, как проводят теракты представители «Исламского государства» (ИГ, запрещенная в России террористическая организация). Однако остается много вопросов, так как в этот раз не было заметно мишуры, связанной с этой организацией: черных повязок с надписями и так далее. Возможно, они уже отказались от всего этого. Пока никто не взял на себя ответственность за атаку, поэтому нужно подождать и посмотреть, что произойдет.
Я изучаю состав тех, кто был уничтожен в результате этой атаки. Это хорошо согласуется с тенденциями, которые мы отмечали еще несколько лет назад, когда анализировали, сколько людей были завербованы в ИГ в Дагестане. В 2016 году мы выяснили, что 80% завербованных были детьми полицейских, чиновников и успешных людей. Это было четко обозначено в нашем исследовании. Сейчас мы видим тот же состав среди тех, кто совершил атаку: родственники главы района, в целом довольно успешные люди.
Мне кажется, эта атака идеологически связана с ИГ. Однако как это происходило организационно — не совсем понятно, потому что мы не знаем, что происходит с сетями ИГ сейчас. Но, судя по тому, что произошло в Дагестане, они потихоньку работают и вербуют сторонников. Я подозреваю, что нет прямой связи с условным центром ИГ, потому что у них вообще нет центров. Это усложняет ситуацию.
— Связаны ли эти события с предыдущими трагическими событиями в Дагестане, например, с погромом в аэропорту Махачкалы?
— Не вижу ничего общего, потому что погром в аэропорту был напрямую связан с палестино-израильским конфликтом. Это очень четко было видно, там активизировались антиизраильские протесты и так далее, то есть исламистский след не прослеживался.
Если говорить о составе тех, кто штурмовал аэропорт, то большинство из них не соответствовало определенным критериям. Это были другие люди, которые совершили другие действия, и их было больше, чем обычно.
Исламистские и джихадистские сети не смогут сейчас собрать такую толпу. То есть это была другая накачка и использование антиизраильских настроений, которые были очень сильны.
— Значит, в этот раз конфликт в секторе Газа не был главной причиной?
— Он как бы стал фоном, не был основным триггером. Да и в целом здесь не было явного триггера. Это скорее проявление общей враждебности к иудеям и христианам, характерной для идеологии ИГ. В прошлый раз толпа не стала разрушать синагоги, а отправилась искать людей, прибывших из Израиля. Поэтому мне кажется, что это события разного порядка.
— Можно ли предположить, что за событиями в Дагестане и терактом в «Крокус Сити Холле» стоят одни и те же люди или организации?
— Трудно сказать наверняка. Есть некоторые тревожные совпадения. В воскресенье произошло сразу несколько событий: обстрел Крыма и активизация ячейки в Дагестане. Однако это может быть просто совпадением. Очевидно, что эта вылазка тщательно готовилась. Она не могла произойти спонтанно, так как была проведена одновременно сразу в нескольких локациях в Дербенте и Махачкале. Все это не похоже на то, что люди просто получили сигнал и сразу же начали действовать. Скорее всего, подготовка к этой операции занимала продолжительное время.
Могли ли они сами это сделать? Да, вполне могли. Судя по составу участников, они неглупые люди и могли скоординировать свои действия. Я пока не вижу явных признаков того, что ими кто-то руководил из-за границы.
Состав участников, способ проведения операции и другие факторы соответствуют тем тенденциям, которые наблюдались до этого. В любом случае это внутренняя ситуация, с которой нужно очень серьезно работать. Эти тенденции не новы, они давно фиксируются исследователями.
— Как вы считаете, каковы были цели террористов? Чего они пытались достичь?
— Любой теракт направлен на то, чтобы посеять ужас и напомнить о себе. Также целью может быть дестабилизация ситуации. Я не думаю, что у террористов были какие-то конкретные требования. Они не захватывали заложников. Возможно, им не дали этого сделать. Однако из того, что известно, можно сделать вывод, что основной целью было вселить в людей страх.
— Несколько лет назад наблюдался всплеск суицидального терроризма, когда террористки-смертницы устраивали взрывы в местах скопления людей. Однако сейчас стратегия террористов изменилась: они применяют стрелковое оружие, как это произошло в «Крокусе» и Дагестане. Почему террористы меняют свою тактику?
— Возможно, это связано с хорошей адаптивностью их сетей. Вероятно, они тоже меняются, и то, что раньше было эффективным, теперь становится неактуальным. Террористические ячейки становятся все более автономными, и внутри них происходят какие-то перемены. Это отражается и на их тактике.
— Насколько сильна террористическая сеть в Дагестане и за его пределами?
— К сожалению, она способна на такие серьезные действия. Мы с вами видели вспышки активности в Карачаево-Черкесии, где также нападали на силовиков. Методы атак были схожими: без лишних деталей, без повязок и прочего. Вылазки были направлены в основном на силовиков. Это была попытка показать свое присутствие, дестабилизировать ситуацию.
В Дагестане идеология «Исламского государства» проявилась особенно ярко. Объектами нападений стали церковь и синагога, а день, когда были совершены атаки, — христианский праздник. Все это еще раз подчеркивает идеологическую направленность нападений.
— По вашим оценкам, много ли в Дагестане спящих террористических ячеек?
— К сожалению, эти ячейки существуют. Они опасны, как вы уже сказали, тем, что они — спящие, их участники могут быть вдохновлены идеями ИГ и даже не связаны напрямую со структурами этой организации.
Особенно тревожно то, что эти ячейки изменили стратегию вербовки. Теперь они активно работают с представителями среднего класса, у которых нет серьезных проблем с жизнью и благосостоянием. Это позволяет им убеждать людей в необходимости протеста и участия в террористической деятельности.
— Вы говорите, что вербовщики в основном нацелены на средний класс. Однако традиционно считается, что основными факторами радикализации молодежи являются бедность, безработица. Почему в Дагестане ситуация отличается?
— Мы уже давно наблюдаем тенденцию, связанную с работой вербовщиков среди представителей среднего класса. Я считаю, что причины этого явления нужно искать в общей ситуации на Северном Кавказе, а не только в Дагестане.
В целом ситуация на Северном Кавказе, включая Дагестан, может быть охарактеризована как нездоровая. С этим нужно что-то делать, это требует внимания. Вероятно, причина в том, что люди сталкиваются с проблемами, такими как «стеклянный потолок», когда они не могут продвигаться дальше в своей карьере, когда достигают определенного предела, а также с проблемами коррупции и так далее. Все эти факторы, объединяясь, создают условия, при которых активизируются люди, казалось бы, вполне благополучные.
Я думаю, что вербовщики террористов в своей оценке ситуации опередили нас, и это указывает на необходимость серьезных перемен.
— Вы упоминали, что несколько лет назад заметили тенденцию к радикализации молодежи. Интересовался ли кто-то из правоохранительных органов вашей работой, пытались ли чиновники решать эти проблемы?
— Как ученый я публикую результаты своей работы. Были доклады и презентации, все в публичном доступе. Я очень надеюсь, что будут сделаны какие-то выводы, потому что, к сожалению, насколько мне известно, эта ситуация не рассматривается серьезно, я не вижу значительных изменений.
— Как предотвратить подобные происшествия в будущем?
— К сожалению, необходимы кардинальные меры. Прежде всего нужно провести глубокий анализ ситуации. Это требует изучения социологических данных, проведения фокус-групп с местными бизнесменами и представителями среднего класса. Важно понять, что именно не так в обществе, что вызывает недовольство.
Я не социолог, а этнограф, но даже при проведении своих фокус-групп я замечал, что люди часто говорят о социальной несправедливости, о «стеклянном потолке». Все это требует серьезного анализа, и только после этого можно приступать к преобразованиям и реформам, что-то делать с коррупцией и так далее.
В Дагестане существует множество проблем. Огромная республика с населением три миллиона человек на небольшой территории сталкивается с различными вызовами. Это требует решения, игнорирование проблем может привести к трагедиям, подобным этой.
— Как показывает ваше исследование, большинство радикалов, многие завербованные ИГ — это дети чиновников и полицейских. Можно ли эффективно противостоять экстремистам без полного отстранения от власти тех, чьи дети стали экстремистами?
— Есть тенденция к тому, что эти люди более подвержены пропаганде ИГ. Мы видим это на примере последнего инцидента с детьми главы района, у которых есть успешный бизнес. Удивительно видеть их с автоматами, направленными на полицейских.
Но не все дети чиновников и полицейских, не все люди, связанные с властью, становятся экстремистами. Важно помнить, что в обществе гораздо больше здоровых сил.
— Есть ли в других регионах России риск радикализации молодежи, как в Дагестане?
— Дагестан — сложный регион, он значительно больше Ингушетии, где проживают примерно 400-500 тысяч человек. В Дагестане живут представители многих этнических групп, что еще усложняет ситуацию.
Экономические проблемы усугубляются борьбой за ресурсы между различными этническими группами, возглавляемыми кланами. Кроме того, в республике высокий уровень исламизации, что также влияет на ситуацию. Сочетание всех этих факторов делает Дагестан передовым регионом в плане риска радикализации. Однако в целом тенденции, подобные тем, что наблюдаются в Дагестане, характерны для всего Северного Кавказа.
Беседовала Наталья Гранина
Tweet