Пекин и Москва продолжают работать над общими проектами в Центральной Азии. КНР остается одним из ключевых экономических игроков в регионе, а Россия удерживает позиции основного провайдера безопасности. США всеми силами пытаются помешать сближению региона с соседями и реализовать альтернативные интеграционные проекты. Какие выгоды может извлечь Центральная Азия из текущей ситуации? Об этом в материале кандидата политических наук, старшего преподавателя Департамента массовых коммуникаций и медиабизнеса Финансового университета при Правительстве РФ Сергея Лебедева.

В современной публицистике по международной проблематике часто можно встретить такое клише, как «Новая большая игра», применительно к политике великих держав в Центральной Азии. Эта метафора отсылает к геополитическому противостоянию 19-го века, которое разворачивалось между Великобританией и Российской империей за этот регион. Однако представляется, что, несмотря на некоторую изящность, идея «Новой большой игры» скорее является дисфункциональным геополитическим концептом, который мало объясняет и наводит на не самые правильные выводы. Иными словами, России не следует относиться к своей политике в Центральной Азии как к «Новой большой игре».

Во-первых, эта метафора, по сути, лишает какой бы то ни было субъектности страны региона, описывая их как фигуры на доске. Более того, в некоем радикальном варианте она вообще видит эти государства как геополитических клонов, которые ничем не отличаются друг от друга. С такой установкой договариваться и проводить эффективную внешнеполитическую линию весьма затруднительно.

Во-вторых, серьезно расширился и изменился состав участников «игры» — это Россия, Китай, США и даже частично Евросоюз, при этом у каждого участника своя повестка, отличная от «установить контроль над регионом».

Важным моментом для понимания специфики региональной политики является концепт «многовекторной дипломатии», который в той или иной степени используется всеми странами региона. Многовекторность и мультилатерализм официально провозглашены во КВП Казахстана на 2020–2030 гг. Важным проявлением многовекторности становится «экономизация внешней политики», то есть ее подчиненность неким экономическим соображениям, направленным на повышение национального благосостояния.

Важно понимать, что в случае с Центральной Азией многовекторность в определенном смысле является историческим императивом, так как регион всегда был в определенном роде «геополитическим перекрестком», через который проходили экономические, военные и культурные маршруты.

Государства Центральной Азии также продемонстрировали, что могут проводить весьма гибкую линию в области конструирования коллективной памяти, давая те или иные интерпретации историческим событиям в зависимости от политической ситуации.

Например, в период правления Сапармурата Ниязова в Туркменистане активно продвигался достаточно русофобский нарратив об исторических притеснениях со стороны Москвы, уничтожении туркменского национального сознания, а генералу Скобелеву даже приписывался «геноцид текинцев». В дальнейшем Туркменистан отошел от этого нарратива в пользу налаживания связей с Россией. 

Именно поэтому государства Центральной Азии не стоит воспринимать как «фигуры» в геополитической партии между великими державами – такой подход не даст ничего, кроме охлаждения отношений.

Говоря об интересах основных участников конкуренции за влияние в Центральной Азии, следует сказать, что они во многом разнонаправлены.

Американская политика в Центральной Азии

Ключевая задача США – не допустить превращения Центральной Азии в российский, китайский или российско-китайский геополитический и геоэкономический форпост. В официальной «Стратегии Соединенных Штатов в Центральной Азии на 2019–2025 годы», конечно же, Москва и Пекин напрямую не упоминаются, однако за формулировками про «укрепление … независимости от вредоносных субъектов» и желание США помочь государствам региона «делать четкий выбор для достижения и сохранения экономической независимости» невозможно не проследить выпада в сторону России и КНР.

После событий 11 сентября 2001 года в США складывалось впечатление, что у Вашингтона, создавшего в Центральной Азии военный плацдарм, есть возможность запустить в регионе интеграционные проекты без участия России.

Однако череда успешных и неуспешных «цветных революций» в регионе привела к серьезному охлаждению отношений между США и центральноазиатскими правительствами, а исход американских войск из Афганистана в 2021 году привел к окончательной потере Вашингтоном статуса возможного «провайдера безопасности».

При этом, однако, США сохраняют достаточно тесные экономические связи с регионом, в том числе и через инвестиции частного сектора.

Китайская политика в Центральной Азии

Пекин является наиболее активным и динамичным участником экономических процессов в Центральной Азии, активно используя «дипломатию капиталов» и стремясь превратить регион в транспортный и логистический хаб. Во время т. н. великой рецессии Пекин активно ссужал деньги государствам региона и со временем превратился в их крупнейшего кредитора.

К примеру, на Китай приходится 45% внешних кредитных обязательств Киргизии и 52% внешних кредитных обязательств Таджикистана. Этот позволило некоторым политологам даже говорить о «дипломатии долговой ямы» (debt trap diplomacy) как особом внешнеполитическом инструменте Пекина и приводить в качестве примера историю получения доступа к таджикскому месторождению золота Верхний Кумарг.

Серьезным осложнением для политики КНР в Центральной Азии является проблема Синьцзян-Уйгурского автономного региона в силу очевидных этнорелигиозных причин. Государства Центральной Азии достаточно негативно относятся к политике Пекина в отношении СУАР, что имеет негативный имиджевый эффект для Китая.

Российская политика в Центральной Азии

Центральная Азия исторически остается одним из важнейших регионов для России, что зафиксировано в многочисленных стратегических документах. Москва по-прежнему позиционирует себя как главного провайдера геополитической стабильности в регионе и актора, который способен за счет своего военного потенциала обеспечить безопасность стран Центральной Азии, что было продемонстрировано в январе 2022 года в ходе миротворческой операции ОДКБ в Казахстане.

Экономическое сотрудничество России и Центральной Азии также продолжает играть колоссальную роль, однако в этом измерении Москва работает сообща с Пекином.

После февраля 2022 года (начала специальной военной операции) переговорные позиции Центральной Азии в диалоге с Москвой несколько усилились, хотя и не претерпели фундаментальных изменений. 

Экономические санкции против РФ привели к росту экспорта товаров из Центральной Азии в Россию – ситуация, которая вызвала достаточно эмоциональную критику в Европе и США. Однако, несмотря на протесты западных политиков (в том числе многочисленные дипломатические поездки по Центральной Азии), экономические и политические связи России с регионом остаются достаточно прочными.

Не случайно президент Казахстана Касым-Жомарт Токаев после своего переизбрания осенью 2022 года совершил первую зарубежную поездку именно в Россию. Также руководители всех стран региона присутствовали в Москве 9 мая 2023 года.

Однако важным моментом для России является осознание возрастающей роли стран Центральной Азии в мировой экономике и политике. Признание этого факта позволит выстраивать более конструктивные и доверительные отношения.

Ослабление США и усиление роли России и Китая в регионе

Китай является главным экономическим игроком в Центральной Азии, в то время как Россия – ключевым провайдером безопасности, а США, судя по всему, значительно растеряли свой политический капитал в регионе.

На помощь России и Китаю приходит география – страны Центральной Азии находятся между Россией и Китаем и не имеют выхода к морю.

Подвешенным в воздухе остается вопрос, могут ли интересы Москвы и Пекина в регионе столкнуться напрямую. Представляется, что такое развитие событий нельзя исключать в долгосрочной перспективе, однако на данный момент у двух стран есть все ресурсы для нахождения точек соприкосновения в регионе и защиты общих интересов.

Источник: