Запад и западный стиль жизни очаровали Абдул-Рашида Гази. В молодости этот пакистанец работал в ЮНЕСКО советником по образованию. Потом его отца убили, и жизнь перевернулась вверх дном. Гази ударился в противоположную крайность: вместе с братом пошел за лидерами «Красной мечети» (Лал-Масджид) и возглавил движение, открыто противостоявшее светскому режиму Первеза Мушаррафа. Вскоре после этого Гази погиб, сражаясь за теократическую форму правления в Пакистане и во всем исламском мире.

Мухаммад Джамиль аль-Уша жил с друзьями в Ньюкасле, Ливерпуле и Глазго и был завсегдатаем дорогих морских курортов. Через два года после переезда в Великобританию друзья вдохновились идеями Аль-Каиды и стали шахидами. Члены «Льютонской ячейки», которую возглавлял Мухаммад Сидик Хан, взорвались в лондонском метро, унеся с собой жизни пятидесяти двух человек. В торжественной речи по случаю годовщины этого события Айман аз-Завахири, второй человек в иерархии Аль-Каиды, назвал молодых самоубийц из Пакистана «мучениками».

В апреле спецслужбы Соединенных Штатов Америки разоблачили террористическую группировку, известную как «Нью-Джерсийская шестерка». Террористы планировали самоубийственное нападение на военную базу Форт-Дикс – «в отместку за то, что происходит с мусульманами в Ираке».

Несмотря на огромную географическую и контекстуальную удаленность этих событий друг от друга, рассмотрев их в комплексе, можно опровергнуть распространенное видение феномена исламизма и пролить свет на существующую связь между экстремизмом и модернизмом.

Во-первых, опровергается марксистско-материалистский подход к исламизму во всех его экономических, социальных и культурных аспектах, наработанных с 1960-х годов. Во-вторых, окончательно ставится крест на представлении о том, что главной мотивацией конфликта с «чужими» и оправданием ненависти к чужой цивилизационной модели является политическое и интеллектуальное обнищание. В-третьих, подчеркивается слабость подхода служб безопасности к борьбе с агитационными и рекрутскими механизмами, действующими в различных очагах джихадизма в мире.

Кроме того, новый подход выводит нас на относительно новые рубежи при попытке понять, почему отдельные молодые мусульмане, особенно интегрированные в западное общество, обращаются к воинственному исламизму. В данном контексте я рассмотрю новый подход, который предлагаю называть «стеной модернизма». Целью его является деконструкция этической и интеллектуальной структуры «психологии джихада» в сочетании со стремлением лучше понять механизмы ее формирования и функционирования.

Общим моментом, связывающим вышеописанные события (как и многие другие), является противоречие между жизнью в современном обществе и желанием сохранить собственную личность. Очевидно, существуют некоторые катализаторы, могущие превратить данный внутренний конфликт в смертельное оружие, нацеленное на очищение общества от «вульгарности» и «декаданса». Во всех этих случаях - и этого не видят сторонники конвенционального подхода к анализу источников экстремизма - для перехода внутреннего конфликта в критическую стадию и принятия носителем самоубийственной идеологии Аль-Каиды требуется известная степень предварительной культурной, экономической и интеллектуальной подготовки.

В свете вышеизложенного представляется очевидным, что чем жестче данное общество навязывает ценности модернизма (который для исламистов является синонимом светскости и вестернизации), тем выше вероятность распространения в нем экстремизма и насилия. Таким же образом, чем более индивидуум развит экономически и интеллектуально, тем выше вероятность возникновения конфликта между его «я» и обществом. Комбинация данных факторов с такими широко известными и понятными стимулами, как мобилизующая политическая и религиозная пропаганда, легко приводит к перемене поведенческой модели от миролюбивой к воинствующей – как это и произошло с Гази, аль-Ушей и косовскими албанцами в Нью-Джерси.

Современная жизнь полна противоречий, ярко ощущаемых «мутирующими» индивидуумами. Они разрываются между обществом, ориентирующим их на достижение высших уровней модернистского сознания вне зависимости от индивидуальных особенностей характера, и той ментальностью, которая нацелена на искоренение «светского» модернизма в надежде обрести награду «на том свете» за самопожертвование на этом – во имя глобальной миссии с целью изменить к лучшему пораженный ересью мир. Другими словами, такие индивидуумы становятся жертвами модернизма, а конкретнее – естественным результатом попытки навязать модернизм в качестве единственно возможного пути цивилизационного развития.

Три описанных выше случая практически идентичны случаям Мохаммеда Аты и Зияда аль-Гары, лично организовавших террористические акты 11 сентября 2001 года и также претерпевших «мутацию», из модернистов по образованию и образу жизни уйдя в шахиды. То же произошло с Рамзи Юсефом, участвовавшим в первой попытке устроить взрыв в Нью-Йорке в 1993 году, а до того учившимся в технологическом институте в Уэльсе и специализировавшимся на ньютоновой физике.

Сам лидер Аль-Каиды – воплощение данного пути эволюции психики. Усама бен Ладен провел бурную, беззаботную юность в светском Бейруте, гоняя по ливанской столице на ярко-желтом Мерседесе 450SL с автоматически поднимающимися стеклами, – а через несколько десятилетий стал лидером одной из самых радикальных фундаменталистских организаций в истории человечества.

Можно углубиться еще дальше в прошлое. Отдалившись назад на шестьдесят лет, мы снова сталкиваемся с той же «обратной» метаморфозой. Сайид Котб в 1948 году переехал в США и студентом провел там два года. Поначалу он был горячим поклонником страны и ее образа жизни, но вскоре яростно возненавидел западный модернизм и, вернувшись в Египет, заложил фундамент психологии джихада против всего мира, пораженного ересью и невежеством.

Тем не менее, процесс мутации личности не мог начаться и тем более воспроизводиться без ключевого ингредиента: экстремизма со стороны Запада, проявляющегося в том, что присущий ему образ жизни позиционируется как единственно верный, а все альтернативы подвергаются очернению, тем самым ставя каждого индивидуума перед выбором: принять модернизм во всей его полноте, ценой отказа от своей религиозной и сущностной идентичности, или повернуться против него.

Перед нами, таким образом, модель, предлагающая новые ключи к разрешению загадки экстремизма. На одной чаше весов – непреклонный модернизм, на другом - взрыв религиозного сознания. Фактически мы расхлебываем последствия вызова, брошенного Западом исламскому миру более трехсот лет назад. Современный британский специалист по философии политики Джон Грей в своей книге «Аль-Каида и что такое быть современным» пишет: «США должны осознать, что не следует заставлять людей подписываться под их ценностями». Грей доказывает, что с определенной точки зрения Аль-Каиды есть продукт политики Америки, желающей непременно навязать всему миру единственную парадигму хода истории и траекторию движения к модернизму.

Проблема позитивистов, по Грею, в том, что они верят, будто развитие науки поведет за собой объединение человеческих ценностей и, таким образом, еще большее утверждение этики секуляризма, просвещения и мира. Существование Аль-Каиды по факту опрокидывает данную гипотезу, и не столько из-за самой Аль-Каиды, сколько из-за того, что само существование гипотезы непрерывно вызывает к жизни новые группировки наподобие Аль-Каиды. Так потерпели крах теории о «конце истории», что фактически положило конец идее мирного сосуществования культур. Из-за этих теорий возникали и ими питались «эксклюзионистские» движения, преследовавшие своей целью перехватить бразды истории и перенаправить ее в сторону «искупления».

Все джихадистские движения в исламском мире направляются тем ощущением, что Запад беспрерывно нападает на их историю, на их цивилизацию, с целью уничтожения их ценностей и замены их на свои. Неудивительно, что кредо исламистов настолько живуче, ведь оно подпитывается самой сущностью западного модернизма. Более того, раз кредо исламизма держится на новой идеологии, гласящей, что чем сильнее Запад навязывает свою цивилизационную модель, тем жестче политический ислам должен отвечать, неудивительно, что яростнее всего исламизм проявляется в самом сердце западного модернизма – в форме радикальных психологических аффектов, описанных выше.

Топорная интервенция Соединенных Штатов в арабский мир, совершенная четыре года назад под знаменами демократизации и либерализации, дала небывало сильный толчок экстремизму. Результатом позорной попытки презентовать целому региону «единственно верную» модель развития стала всеобщая анархия, в условиях которой психологический переход к фундаменталистской и джихадистской ментальности происходит особенно легко, быстро и часто.

Разумеется, ответ исламизма западному модернизму никоим образом не был единообразным. Можно выделить несколько четко отличающихся друг от друга реакций. Одна из реакций, негативная, воплощена в идеологии Аль-Каиды и вдохновляемых ею джихадистских движений на Западе. Таков механизм превращения молодых врачей, никогда и не думавших становиться политическими активистами (а тем более – террористами), в убежденных террористов менее чем за два года пребывания в Великобритании. Они далеко не одиноки. В Лондоне раскрыты уже двести девятнадцать джихадистских группировок, что вполне иллюстрирует масштаб явления.

Возможна и другая реакция на вышеописанную ситуацию: позитивная. Ее воплощают лидеры умеренных исламских движений, многие из которых подолгу жили на Западе, усвоили в том или ином виде по-своему усложненную ментальность рационализма, согласились со стандартами демократии и мирного политической деятельности и полагают возможным взаимодействовать с «чужаками» с Запада на основе принципиальной возможности мирного сосуществования различных культур.

Шейх Хасан ат-Тураби окончил университет и аспирантуру в Лондоне и Сорбонне, а лето 1961 года провел в США. Шейх Аббаси Мадани, лидер Исламского Фронта Спасения, защитил докторскую диссертацию в Лондонском университете. Лидер запрещенной в Тунисе партии «Нахда» («Возрождение») Рашед аль-Гануши год жил в Париже, а с 1993 года проживает в Лондоне. Бывший премьер-министр Турции Неджметтин Эрбакан, глава Партии Добродетели, тоже окончил вуз в Лондоне. И, наконец, самое главное: глава политического комитета движения ХАМАС Муса Абу Марзук – доктор Луизианского университета и семнадцать лет (с 1980 по 1997 годы) жил в США с женой и шестью детьми.

Халил Эль-Анани, «Al Ahram»

26.08.2007

Источник: InoSMI.ru