Какую роль в государственном механизме, в культуре, в быту играет ислам в сегодняшнем Узбекистане с его Бухарой, Самаркандом, Хивой – бывшими духовными центрами всей исламской цивилизации? Пугающих слухов об этом немало – достоверных и внятных сведений мало. О действительном положении дел – и в самом деле весьма непростом и едва ли предсказуемом – рассказывается в этой статье.

Понятие "исламский фактор" не следует отождествлять с понятием "исламский фундаментализм", чем грешат многие публицисты. В интересующем нас аспекте исламский фактор выступает как обобщающая категория по отношению к особенным понятиям, так или иначе связанным с проблемой обеспечения национальной безопасности ("исламизм", "исламский фундаментализм", "исламский экстремизм", "панисламизм" и т.д.).

Неизбежно влияние исламского фактора на политику центральноазиатских республик. В Узбекистане это влияние имеет особое значение. В течение многих веков исламские традиции получили здесь широкое распространение как в институтах власти, так и в социальной психологии.

За годы независимости руководство Узбекистана оказалось перед исламским вопросом , суть которого состоит в необходимости бесконфликтного соединения императивов современного политического и экономического развития с цивилизационными традициями, уходящими в далёкое прошлое. Иными словами, перспективы развития жёстко обусловлены историческими параметрами: будущее заложено в прошлом.

Обращение к истории важно ещё и в силу специфики восточного менталитета. История, традиции, ислам, культура — понятия одного порядка, не подверженные радикальным инновациям в течение веков. Говорить об истории ислама в Узбекистане — значит говорить о его сегодняшних реалиях.

Исторический очерк

Ислам проник и утвердился в Средней Азии в VIII-IX веках. На благодатной социальной почве в лице оседлых этносов (узбеков и таджиков) он укрепился настолько, что стал господствующей религией, а крупные города Бухара, Самарканд, Хива превратились в духовные центры всей исламской цивилизации.

В XVIII веке этническая территория узбеков оказалась разделённой между независимыми государственными образованиями. К северу от Амударьи она была включена сначала в границы Бухарского эмирата (позже Российской империи и СССР), к югу от этой реки — в границы Афганского государства. Российская (и позже советская) опека помогла узбекскому этносу как историко-культурному феномену стать политической нацией-государством. Для сравнения достаточно посмотреть на ситуацию в северных провинциях Афганистана, преобладающее население которых — узбеки — остаётся там этническим меньшинством.

Нарушая туземный "политический" суверенитет, царские губернаторы в среднеазиатских землях тем не менее не вторгались в область верований и традиций. Мечети не трогали.

Ислам, как и любая другая религия, включая православие, нарушал идеологическую монополию советской власти. Согласно специальному постановлению в 1928 году было разрушено или перепрофилировано на другие цели большинство мечетей, медресе и прочих учреждений ислама. К концу 30-х годов в Узбекистане не осталось ни одного духовного учебного заведения.

На волне демократизации в конце 80-х "подпольный" ислам приступает к активной общественной деятельности: на территории республики без регистрации действуют сотни мечетей, тысячи самозваных (неформальных) мулл, ишанов, шейхов. Даже партийное руководство тогда высоко оценивало их пропагандистские возможности, солидное богословское образование. Начинается официальная регистрация религиозных объединений, открываются мечети, советские паломники едут в Мекку...

Выделим три принципиальных момента, которые позволяют лучше понять специфику исламского фактора в современном Узбекистане.

Нет смысла отрицать колониальную сущность царской политики в Туркестане. Но так же как бессмысленно настаивать на нарушении Россией "международных норм права", принципов целостности границ, прав человека и прочих, артикулированных многие годы спустя. Заметим, что более 130 лет назад, когда Ташкент попал под власть Петербурга, основной "нормой международного права" было право сильного. На этой основе сформировалось и длительное время существует большинство стран мира. Смешение реалий и правовых норм разных эпох является методологической ошибкой некоторых ташкентских историков и национальных лидеров.

В современной публицистике в Узбекистане стало расхожим мнение, будто царизм, равно как и Советская власть, полностью подавляли национальную культуру жителей Туркестана, их религиозные убеждения. Но трудно согласиться с теми историками, которые утверждают, что советский период в истории Узбекистана был лишь временем подавления национальной культуры и самосознания. Например, А.Маврулов — член группы авторов по подготовке "Новой истории Узбекистана", доктор исторических наук — в официальной газете "Народное слово" утверждает, что "советская культурная революция" была нацелена на уничтожение национальных культур. Заслуженный деятель науки Узбекистана Х.Зияев в той же газете определяет общественную систему советского Узбекистана как "государственное рабство".

За десятилетия советского режима, бесспорно, произошла советизация культуры узбеков, но одновременно и её секуляризация. В начале ХХ века доля грамотных узбеков составляла 2 процента, в середине — 85-90. Культура перестала быть уделом лишь традиционной интеллектуальной элиты (преимущественно духовенства). Именно сформированную в советское время европейскую культурную традицию эксплуатирует сейчас президент Каримов.

Таким образом, полувековая изоляция от основных центров мусульманского мира обеспечила становление узбеков как политической нации; деполитизацию "внутреннего" ислама, его консервацию на ритуально-бытовом уровне; предпосылки для появления в 90-х годах в независимом Узбекистане "светского ислама".

Исламский фактор во внутренней политике Узбекистана

Один из теоретиков НДПУ — Народной демократической партии Узбекистана (пропрезидентской) — Я.Уманский пишет об исключительности узбекистанского варианта ислама, его несводимости ни к "турецкой модели" исламо-модернистского государства, ни к исламо-миссионерской модели Ирана. Суть подобного варианта в следующем:

— ислам в Узбекистане носит национальный характер. Это "узбекский ислам";

— ислам неотделим от национального государства. Поэтому вводится более подходящий термин — "исламизм" ("светский исламизм"). "Светский исламизм как этногосударственная политика направлен на подъём через традиционные национально-конфессиональные духовные ценности экономики и создание правового государства демократического типа. Это "ислам без паранджи". В политической философии И.Каримова светский исламизм, таким образом, выполняет роль мобилизационного механизма.

Слова "ислам" в Конституции Узбекистана нет. В ней провозглашается равенство всех религий. Однако при вступлении в должность президент произносит присягу на Коране. Указом президента в 1992 году два исламских праздника "Ид Ал-Адха" и "Ид Ал-Фитр") были объявлены государственными. Легализация ислама как образа жизни, как части национальной культуры происходит при одновременном запрете духовенству вести какую-либо самостоятельную политическую деятельность. Хотя по закону деятельность муфтията независима от государства и финансируется за счёт зарегистрированных религиозных объединений, на самом деле государство фактически оказывает им постоянную поддержку и осуществляет в то же время контроль. Не стоит удивляться последнему: подобная система существует и в современной Турции, где служители религиозного культа, имамы (примерно 50 тысяч человек) входят в штат министерства по делам религии и имеют статус государственных служащих. Исламское духовенство в Узбекистане, несмотря на известную ангажированность, становится специфической социальной группой-кастой, насчитывающей 0,13 процента от общей численности населения.

Однако ещё в 1989 году курултай (съезд) мусульман Средней Азии в своём постановлении потребовал ввести религиозное образование как в детских садах, так и во всех учебных заведениях; создать специальные каналы на радио и телевидении; незамедлительно установить дипломатические отношения со всеми мусульманскими странами. Бывший в то время муфтием Узбекистана Мухаммад Садык Юсуф (ныне в эмиграции) переступил им же самим очерченную ранее черту невмешательства в политику. Он заговорил о неприемлемости так называемой турецкой модели развития, о необходимости религиозного обучения в школах республики и раздельном обучении мальчиков и девочек. Принятие такого рода требований объективно означало бы обретение государством атрибутов исламской республики.

Политизация узбекского ислама ярко проявилась и в деятельности незарегистрированных исламских организаций. Особенно активны они в ряде областей Ферганской долины. Здесь ислам выполняет функции не просто религии, а представляет собой свод жёстко соблюдаемых норм поведения. Именно здесь, а не в исламских центрах недавнего прошлого — Бухаре и Самарканде любое проявление недовольства получает форму религиозного движения.

Главным элементом исламского влияния в долине является Исламская партия возрождения (ИПВ), созданная в январе 1991 года. Её регистрация исключена в силу закона "О политических партиях", которым запрещается деятельность партий, устроенных по религиозному принципу. Многие, включая руководство республики, называют её фундаменталистской или ваххабитской. Традиционная община здесь выдвигает из своей среды собственных идеологов-неформалов. Ими становятся низшие слои местного духовенства с собственным мировоззрением и способом излагать свои требования. Это стихийный ислам, в некоторых элементах напоминающий учение ибн Ваххаба. Подобно ваххабитам в прошлом, современные поборники интересов "традиционалистской" узбекской деревни выступают против культа мусульманских святых, против проведения дорогостоящих традиционных обрядов (свадеб, празднований обрезания (суннет), на которые приглашаются сотни гостей и проведение которых не под силу среднему дехканину или горожанину).

Сила ИПВ, по мнению наблюдателей, в социальной организации, которую сохранила узбекская традиционная община — махалля, составляющая приход (каун) местной мечети. По словам председателя партии Мухаммада Шарифа Химматзода, ИПВ ведёт свою деятельность в двух направлениях: пропаганда законов, предписаний ислама; издательская работа; политическая деятельность в форме местного самоуправления, причём осуществляемая через мечети.

Лидер ИПВ отмечает: "Все знают, что мечети в истории ислама всегда играли важную роль. Они же являлись центром исламской политики. Мечеть стала средоточием знаний. Она выполняла роль и медресе, и молельни, решала многие вопросы жизни мусульманской общины, была центром политической жизни. И поэтому лишать её статуса политической организации — ошибка. Пришла пора вернуть мечетям их былое значение… Ислам — это религия. Ислам — это государство. Он существует не для того только, чтобы призывать людей к молитве. Ислам должен активно вмешиваться во все сферы жизни, политики, экономики и т.д."

Структурами ИПВ на местах некоторые специалисты считают группы "Адолат" ("Справедливость"), представляющие собой объединения молодёжи на уровне махалли. Эти группы, входившие в структуру мусульманского самоуправления, хорошо дисциплинированы. Их деятельностью руководит совет, в который входят уважаемые старики-аксакалы и представители местного духовенства. В среднем такая группа объединяет 100-200 человек. В их функции входила борьба с правонарушениями, разрешение мелких бытовых конфликтов, материальная помощь членам общины.

Адолатовцы отстаивают один из ключевых принципов ислама — предоставление равных возможностей всем независимо от происхождения. Важным социальным регулятором в будущем обществе при сохранении материального неравенства может стать закят — налог, при помощи которого должна перераспределяться часть общественного богатства в пользу неимущих и для финансирования политических структур мусульманского самоуправления.

В конце 1991 года "Адолат" организовал в Намангане массовые митинги и добился приезда Ислама Каримова. Митингующие требовали провозглашения Узбекистана мусульманской республикой, передачи ряда административных зданий в центре Намангана под исламские учреждения, легализации оппозиционных изданий. В итоге руководителям исламского самоуправления в этом городе удалось добиться передачи под свою штаб-квартиру старого здания горкома КПСС, а комплекс бывшего обкома партии по их требованию переделали в женскую клинику, где согласно исламским законам могут работать только женщины.

Эти события можно рассматривать как кульминацию неофициального исламского движения, поскольку Каримов вынужден был согласиться с большинством требований и даже пообещал обсудить в парламенте вопрос об учреждении исламской республики.

Очевидно, подобная "неформальная" правоохранительная деятельность не могла продолжаться долго. Весной 1992 года активисты ИПВ и "Адолата" были подвергнуты репрессиям. Власти инкриминировали арестованным нарушение закона, самосуд и насилие над гражданами, чинимые под видом борьбы с преступностью.

В литературе встречаются ссылки на две другие исламские организации — "Тауба" и "Хезболлах", "которые в состоянии на короткое время дестабилизировать ситуацию в республике, а при определённых условиях содействовать и происламской трансформации правящего режима".
Руководство Узбекистана понимает всю серьёзность угрозы со стороны неофициального ислама. Оно осознаёт недостаточность одних только репрессивных мер. Власти предприняли попытку в долгосрочной перспективе "размыть" ту социальную структуру, которая при определённых условиях способна порождать организации "фундаменталистского" толка.

Бесспорно, нынешний президент Узбекистана является одним из гарантов недопущения развития страны по "ирано-алжирскому" варианту. Но следует отметить и более существенные факторы, которые объективно тормозят исламское развитие.

Прежде всего это этнический фактор. Узбеки — тюркский народ. На всём пространстве, населяемом тюркскими народами (от Турции до Якутии), популярность ортодоксального ислама достаточно низка. Здесь традиционно сильны пантюркистские амбиции: идеи Туркестана ставятся выше Исламистана.

Внешнеполитические аспекты

Внешняя политика Узбекистана отличается, во-первых, практически полным отсутствием исламского содержания, во-вторых, тотальным прагматизмом, переходящим порой в беспринципность.

Турция, Египет и другие умеренно исламские страны, исповедующие идеологию светского пути развития, представляют для руководства Узбекистана своеобразный эталон. Именно их стиль жизни пропагандируется в религиозных масс-медиа. Уместно заметить, что Каримов фактически проигнорировал лидера турецких исламистов Эрбакана, когда тот возглавил правительство в Анкаре. Кульминацией стал дипломатический демарш лета 1997 года, когда Каримов отозвал из Турции две тысячи узбекских студентов в знак протеста против их вовлечения в деятельность фундаменталистских организаций.

С Саудовской Аравией и Пакистаном — странами, где ислам является государственной идеологией, — также установлены прямые контакты, подписаны соглашения об экономическом сотрудничестве. И всё же в отношениях с ними имеет место взаимная идеологическая отстранённость. Отношения между Узбекистаном и Ираном также не отличаются особыми симпатиями.

Несмотря на дистанцирование Узбекистана от исламского мира, важно заметить, что светский "прозападный" путь ещё не гарантирован ему однозначно. В силу геополитической, исторической, социокультурной заданности Узбекистан ограничен в своих внешнеполитических ориентирах. Как бы официальный Ташкент не клялся в верности светскому пути развития, он остаётся составной частью "мусульманского мира". Его вступление в Организацию "Исламская конференция" (ОИК) было объективно предначертано.

Существует точка зрения, что США выбрали Узбекистан в качестве форпоста против, во-первых, российского гегемонизма и, во-вторых, исламского фундаментализма. Последний действительно представляет значительную угрозу для американских интересов. Узбекистан в этом смысле наряду с Пакистаном и, возможно, Афганистаном может стать достаточным геополитическим противовесом региональному усилению Ирана. Но подобная (во многом умозрительная) конструкция реализуема только при условии существенной экономической помощи Узбекистану. Американская политическая экспансия в страну возможна только параллельно с финансовыми инъекциями, экономическими проектами и гуманитарными мероприятиями.

Исламский фактор в России

Как и перед другими странами Средней Азии, вставшими на путь независимого развития, перед Узбекистаном стоит сегодня задача нахождения оптимального сочетания национальных ценностей, обусловленных в значительной степени мусульманскими традициями, и императивов модернизации. Решение этой задачи, на наш взгляд, невозможно без участия России.

Президент Каримов утверждал: "В Узбекистане не может получить поддержку фундаментализм. Россия — гарант безопасности и неделимости границ в Среднеазиатском регионе, поэтому без неё Узбекистану не прожить. В России республика видит сегодня единственного партнёра, который, хотя и преследует в регионе свои интересы, пока представляет собой меньшее зло, нежели фундаменталистские режимы Ирана или Афганистана. Как президент Узбекистана я не мыслю будущее Узбекистана без России. Нет силы, которая разорвала бы наши отношения".

Конечно, лестно слышать подобные признания. Но лесть на Востоке — это оружие дипломатии. Поэтому стоит внести существенную поправку.

С подачи Каримова за Узбекистаном закрепился имидж "щита против распространения исламского фундаментализма". Но, как представляется, Россия не нуждается в подобном "щите", поскольку перспектива консолидации на мировой арене сил ислама, способных создать военно-политический союз мусульманских государств, маловероятна. Тем более неочевидно, что этот союз будет угрожать национальной безопасности России.

Александр Халмухамедов, кандидат философских наук, Российский институт стратегических исследований (РИСИ)

Источник: «Татарский мир», №12, 2003 г.

Tweet