Заявление спикера иранского парламента Мохаммада Калибафа о подготовке страны к постоянному членству в Евразийском экономическом союзе, настороженно встреченное российскими аналитиками, пока не привело к каким-то ощутимым последствиям. Сложность этого вопроса такова, что само его обсуждение способно трансформировать идею развития ЕАЭС на концептуальном уровне.

Напомним, что 10 февраля председатель Исламского консультативного совета Исламской Республики Иран (ИРИ) Мохаммад Бакер Калибаф, вернувшись из Москвы, заявил, что Тегеран провел необходимые переговоры и готовится к постоянному членству в ЕАЭС. «Этот союз объединил все страны региона и создал Зону свободной торговли, – приводит его слова агентство Fars News. – Иран начал переговоры о том, чтобы стать постоянным членом Союза, и подготовка к нашему постоянному членству будет осуществляться в течение следующих двух недель». Несмотря на то, что со времени этого заявления уже прошло более трех недель, никаких новых сообщений о планах Ирана по вступлению в ЕАЭС или переговорах, которые Тегеран ведет по этому поводу с Евразийской экономической комиссией, пока не появилось.

На сегодняшний день у Ирана с ЕАЭС действует временное соглашение о зоне свободной торговли, вступившее в силу осенью 2019 г. Соглашение предусматривает установление преференциального торгового режима, в рамках которого страны ЕАЭС вводят для иранских товаров средний таможенный тариф в размере 3,1%, а тариф ИРИ для союзных государств составляет 12,9%. В общей сложности льготный режим распространяется на 862 вида товаров, включая 502 единицы иранских товаров и 360 наименований товаров из стран ЕАЭС. Соглашение заключено сроком на три года, в течение которых стороны планируют создать полноценную зону свободной торговли, наподобие той, что существует у ЕАЭС с Вьетнамом. При этом соглашение уже приносит определенные плоды. Несмотря на пандемию COVID-19, экспорт Ирана в Россию, как сообщил М. Калибаф, увеличился в прошлом году на 40% и для дальнейшего развития экспортно-импортных операций планируется создать финансово-торговый центр.

Что председатель меджлиса имел в виду под постоянным членством ИРИ в ЕАЭС – заключение полноценного соглашения о зоне свободной торговли или присоединение к Союзу в качестве полноправного участника, – остается загадкой. Вполне возможно, что имелась в виду именно ЗСТ, а пресс-служба или СМИ неверно передали эту мысль. Так или иначе, но в заявленные две недели ни та, ни другая цель не достижима. Переговоры такого рода длятся годами, а Тегеран с ЕАЭС смог пока заключить лишь временное соглашение. Не исключено, что заявление М. Калибафа, сделанное вскоре после вступления в должность Дж. Байдена, было направлено на то, чтобы усилить позиции Тегерана накануне возможного обсуждения возвращения к ядерной сделке с США и ЕС, из которой вышла администрация Д. Трампа.

Так или иначе, но в текущий формат Евразийского союза Иран вписывается с трудом. ЕАЭС, ставший продолжением целого ряда предшествовавших ему интеграционных проектов (Таможенный союз 1995 г., Евразийское экономическое сообщество, Таможенный союз России, Казахстана и Белоруссии 2010 г., Единое экономическое пространство), создавался как объединение постсоветских государств. Его лидером является Россия, на долю которой приходится более 3/4 размера территории, объема экономики и численности населения сообщества стран ЕАЭС. В силу своего географического положения она выступает естественным связующим звеном между всеми участниками объединения, обеспечивая их транспортную связанность. Военно-стратегический потенциал, включая наличие ядерных сил, одной из сильнейших в мире армий, развитого военно-промышленного комплекса и новейших вооружений, делает Москву естественным гарантом безопасности стран ЕАЭС.

Однако Евразийский союз изначально задумывался отнюдь не только как экономическое объединение. Синхронность усилий по созданию ЕАЭС со стартом на рубеже «нулевых» и «десятых» годов программы «Восточное партнерство» свидетельствует, что, помимо экономических функций, Союз должен был играть роль альтернативного Евросоюзу центра интеграции на пространстве бывшего СССР. Об этом же говорят настойчивые попытки Москвы в начальный период формирования ЕАЭС создать по аналогии с ЕЭС наднациональные политические органы (Парламентскую ассамблею и т. п.), реализовать которые не удалось из-за опасений Казахстана и Белоруссии по поводу потери национального суверенитета. «Побочным эффектом» конкуренции Москвы с Вашингтоном и Брюсселем за влияние на республики бывшего СССР стали события 2014 г., завершившиеся воссоединением Крыма с Россией, войной в Донбассе и затяжным военно-дипломатическим противостоянием с Западом.

ЕАЭС для России является инструментом сохранения своего влияния на той части территории бывшего СССР, которую ей удалось удержать в своей орбите. Несмотря на периодически обостряющиеся противоречия между союзниками, без которых не обходится ни одно интеграционное объединение, в целом он свою роль выполняет. В экономическом плане ЕАЭС оказался также далеко не бесполезен, обеспечивая своим участникам рынки сбыта и определенную «подушку безопасности» в случае внешних шоков.

Однако присоединение Ирана грозит нарушить всю эту конструкцию. Появление Тегерана как полноправного участника Союза означает возникновение второго центра силы. Военный, экономический и демографический потенциал Ирана в рамках Союза будет не столь значительным, как у РФ, но гораздо больше всех остальных участников объединения, вместе взятых. В итоге выстроенный за последние пять лет механизм управления и согласования интересов придется перенастраивать.

Иран, никогда не входивший в состав СССР или блока социалистических государств, – страна совершенно другой культуры. Ее религиозно-политические элиты и население не имеют советского жизненного опыта, образования и не знают русского языка. Более того, Иран – одна из немногих в современном мире теократий, возглавляемых верховным духовным лидером страны великим аятоллой, занимающим высшую государственную должность рахбара. Иран с его 83-миллионным населением резко изменит демографический баланс в пользу мусульман, что неизбежно скажется на культурно-политическом облике объединения, его интересах и принимаемых решениях. Да и в конфессиональном плане тоже отнюдь не все гладко. Господствующая религия Ирана – шиитская разновидность ислама, тогда как на пространстве бывшего СССР преобладает его суннитская версия, что отнюдь не способствует налаживанию между их последователями понимания.

Отдельный вопрос – трудовая миграция. Полноправное членство в ЕАЭС подразумевает присоединение к общему рынку труда, что позволяет гражданам стран-участниц объединения при условии заключения трудового договора работать на территории любой другой союзной страны неограниченное время. Численность населения Ирана в возрасте 15 лет и старше на 2020 г. составляет 61,7 млн человек, что сопоставимо с численностью рабочей силы в России (75 млн человек), уровень безработицы – около 10% (в РФ – 6%), а среди молодежи – около 25%. Включение иранцев в потоки трудовой миграции, направляющиеся с юга на север, в случае присоединения к ЕАЭС выглядит неизбежным, что деформирует общесоюзный рынок труда.

К слову, похожие проблемы ожидают ЕАЭС и в случае присоединения Узбекистана и Таджикистана, совокупное население которых составляет уже более 43 млн и превышает население Казахстана, Белоруссии, Армении и Киргизии, вместе взятых.

Возможность присоединения Ирана, даже гипотетическая, ставит вопрос о перспективах развития ЕАЭС. Поскольку в текущем виде Тегеран в Союз явно не вписывается, возможно, имеет смысл пока развивать более «мягкие» формы интеграции, не предусматривающие объединения рынков, к которому страны-кандидаты могут оказаться не готовы. Проблема миграции вообще может стать для ЕАЭС одной из самых острых, как это уже произошло с Евросоюзом. Вместо открытия рынков труда целесообразнее было бы заключать с каждой из стран отдельные соглашения, детально регламентирующие условия допуска мигрантов в конкретные отрасли и сегменты. И делать это лишь в случае наличия действительно острого дефицита рабочей силы.

Александр Шустов

05.03.2021

Источник: «Ритм Евразии»

Подключение Ирана к ЕАЭС и ШОС поможет противостоять американским санкциям

Информация, которую некоторые СМИ распространили в середине февраля о грядущем чуть ли не в ближайшие две недели присоединении Ирана к Евразийскому союзу, явно скоропалительна. Слишком это серьезный процесс, чтобы его можно было осуществить в считаные дни и даже недели. 

Но то, что ИРИ стремится сблизиться с ЕАЭС, несомненно. В первую очередь его интересы распространяются ввиду географического фактора на Каспийский бассейн и Армению – южный фланг ЕАЭС.

Каспийский фактор обозначается в дальнейшем развитии транскаспийских паромных сообщений РФ и Казахстана с Ираном, а также ускорит полноценную реализацию евроазиатского транзитного проекта «Север-Юг». Что тем более возможно, так как иранские каспийские порты стыкуются с этим коридором и в целом – с железнодорожной сетью Ирана. Последняя, в свою очередь, соединяется с железными дорогами Азербайджана, Туркменистана, Ирака, Турции и Пакистана. Отметим, в этой связи, что транскаспийские внешнеторговые перевозки Ирана с РФ и Казахстаном увеличиваются с начала 2010-х год от года.

Относительно взаимодействия Армении с Ираном в рамках ЕАЭС в этом сегменте тоже немало взаимосвязанных аспектов. Они изложены, например, в исследовании (2018 г.) «Отмена санкций Запада и новые реалии региональной интеграции: Армения-Иран-ЕАЭС» (автор – Татул Манесян, директор Ереванского аналитического центра «Альтернатива», доктор экономических наук).  Отмечено, что совместное участие обеих стран в Союзе позволит ускорить реализацию проектов приграничного «ГЭС-комплекса на реке Аракс, железной дороги Армения-Иран (Мегри-Меренд, около 250 км. - Ред.), нефтепродуктопровода, нефтеперерабатывающего завода (на иранском сырье, предположительно в Мегринском районе. - Ред.), третьей линии электропередачи между обеими странами».

Кроме того, в связи с растущими спросом в сопредельном иранском регионе (где преобладают сильно засушливые и солончаковые почвы) на экологически чистую сельхозпродукцию, её можно производить в рамках совместного проекта в южном регионе Армении, примыкающем к взаимной границе. Используя здесь «огромные территории сельскохозяйственных земель, половина которых пустует или не обрабатывается» (с конца 90-х ввиду «соседства» с нагорно-карабахским конфликтом).

А в целом географический фактор способствует тому, что южный фланг ЕАЭС в лице Армении может стать для Ирана, по тому же исследованию, «промышленной платформой, где будет возможно создавать совместную продукцию, поставляя её в другие страны ЕАЭС». Речь идет о производстве, прежде всего, нефтегазохимической продукции, текстильных (особенно хлопковых) изделий, продуктов переработки сельхзосырья.

«Текстильный» же аспект важен и потому, что, по некоторым оценкам, иранские хлопок и тонкорунная шерсть могут обеспечить, соответственно, свыше трети и минимум треть совокупного спроса легпрома РФ, Белоруссии и Армении в данных видах сырья. Между прочим, приобретаемых этими странами с 1991 г. за инвалюту.

Эксперт считает также возможным продление действующего ирано-армянского газопровода в Грузию и далее в Россию. В том числе для экспорта через РФ иранского газа в другие страны экс-СССР и европейское зарубежье. Так или иначе, схожий проект реализовывался, напомним, во второй половине 70-х – начале 80-х (иранский газ потреблялся в основном в СССР; взамен в Европу в пропорциональном объеме поставлялся советский газ).

Что касается блокового партнерства с другими странами ЕАЭС, между Ираном и Казахстаном уже подписано 70 соглашений о торговом и инвестиционном сотрудничестве на сумму свыше 2 млрд долл. Не меньше половины этой суммы уже осваивается в рамках совместных производственных и инфраструктурных проектов.

Относительно сотрудничества с Белоруссией в рамках ЕАЭС, по многим экспертным оценкам (включая упомянутое исследование Т. Манесяна), белорусская сторона наверняка увеличит поставки в Иран калийных удобрений, карьерной и сельхозтехники, автотягачей, автобусов, продуктов лесопереработки. С параллельным созданием совместных предприятий в этих отраслях (в том числе и трехсторонних — с российским участием). Это обусловлено ростом спроса в Иране на данные виды промышленной продукции.

Между тем стремление иранской стороны ускорить своё вступление в ЕАЭС резонно рассматривать в общеазиатском контексте. Точнее, в связи с планами поэтапного формирования в рамках ШОС, где ИРИ имеет статус наблюдателя, обширной зоны свободной торговли. А в ШОС, напомним, входят почти все страны ЕАЭС (кроме Армении; у Белоруссии – тоже статус наблюдателя), а также Китай с Индией и Пакистаном. Так как торговые инвестиционные связи Ирана с КНР всё активнее развиваются с начала 2010-х, напрашивается вывод, что планируемое Тегераном членство в ЕАЭС – это составная часть иранской стратегии по включению страны в более широкое экономическое объединение.

Подтверждение этой версии просматривается в комментарии официального информагентства Ирана «ИРНА» от 9 сентября 2020 г.: «Ожидается, что официальные лица Пекина и Москвы будут играть более активную роль в подготовке постоянного членства Ирана в ШОС», поскольку Китай и Россия имеют «обширные политические и экономические отношения с Ираном, условия для постоянного членства Ирана в ШОС лучше, чем когда-либо». Тем самым Тегеран косвенно объявляет свою заинтересованность в трехстороннем политико-экономическом взаимодействии – с РФ, ЕАЭС и КНР.

Но не только. Выявляется более широкий контекст членства Ирана в ШОС: это и укрепит иранскую экономику, и усилит её взаимодействие с экономиками всех стран-участниц организации.

Характерно также, что геополитическая причина интереса Тегерана к участию в ШОС указана с акцентом на КНР: «Пекин, как сильный член Шанхайской организации, несомненно, будет поддерживать постоянное членство Ирана в Организации». Это особенно важно, учитывая, что Иран находится по самыми жестокими санкциями США.

То есть вступление Ирана в ЕАЭС, похоже, составная часть стратегии Тегерана по участию в межрегиональных интеграционных процессах. Но интересы ЕАЭС и Ирана совпадают и в столь масштабном измерении. Ибо постепенное формирование – в рамках ШОС – более широкого евроазиатского экономического пространства происходит с активным участием России и в целом Евразийского союза.

Алексей Балиев

26.02.2021

Источник: «Ритм Евразии»

Интеграционный курс Тегерана прокладывается на Большую Евразию

По заявлению главы иранского парламента Мохаммада Багер Галибафа, Иран планирует вступить в ЕАЭС в ближайшие две недели. Основание – прошедшие в начале февраля в Москве переговоры. Таким образом, Иран станет первой страной вне бывшего СССР, вступающей в Евразийский союз?

Между тем в ЕЭК на днях сообщили, что соответствующего обращения, как это положено по уставу ЕАЭС, с иранской стороны не поступало. Навряд ли столь значимое официальное лицо Ирана стало бы выдавать желаемое за действительное. Скорее всего, в Тегеране не учли административную процедуру вступления какой-либо страны в ЕАЭС, поэтому данный процесс едва ли займёт лишь две недели. Но даже при том, что он затянется, воля обеих сторон высказана вполне определенно: в ходе двух форумов правительственных и бизнес-структур стран ЕАЭС и Ирана – состоялись в Энзели (17 ноября 2020 г.) и Тегеране (27 января с. г.) – выражено стремление иранской стороны к максимальному экономическому сближению с Евразийским союзом.

В целом положительные оценки такого шага Тегерана со стороны иранских политиков и экспертов предопределены рядом взаимосвязанных факторов. Прежде всего, это прогнозируемый рост объемов взаимной торговли Ирана с ЕАЭС более чем наполовину, а также увеличение совокупных инвестиций стран Союза в иранской экономике минимум вдвое в случае вступления этой страны в ЕАЭС. Эти факторы, разумеется, выгодны и странам-участницам Союза – в первую очередь потому, что иранский рынок предъявляет быстрорастущий спрос именно на высокотехнологичную, а не на сырьевую продукцию стран ЕАЭС. Поныне преобладающую в экспорте почти всех стран Союза (кроме Белоруссии) в страны Запада.

 Плюс к тому реализуемая ныне долгосрочная программа реиндустриализации Ирана рассчитана на активное привлечение зарубежных капиталовложений. Но их весомый приток с Запада остаётся проблематичным по известным политическим причинам. Потому неизбежно благоприятствование со стороны Тегерана инвестициям из ЕАЭС-региона. А своего рода базисом таких трендов и перспектив являются, напомним, действующая уже почти два года зона свободной торговли между Ираном и ЕАЭС. Это во-первых.

Во-вторых, Иран совместно с Россией и Арменией участвует в формировании евроазиатского электроэнергетического коридора, нацеленного, отметим, не только на взаимопоставки электроэнергии. Посредством электрокоридора РФ–Грузия–Армения–Иран будет осуществляться обмен электроэнергией с соседними странами Ближнего Востока.

Возвращаясь к заявлению г-на Галибафа о предстоящем вступлении Ирана в ЕАЭС, «несмотря на пандемию COVID-19, как отметил глава иранского парламента, отметим: экспорт Ирана в Россию увеличился на 40%. Планируется создать финансово-торговый центр для выполнения двусторонних таможенных соглашений. Речь идет о доработке механизма взаимной конвертации нацвалют и поэтапной унификации таможенных процедур Ирана и ЕАЭС в рамках упомянутого центра.

Глава иранского парламента отметил также, что на основании вступившего в силу 27 октября 2019 г. соглашения по зоне свободной торговли «у обеих сторон есть три года на то, чтобы преобразовать соглашение в полноценную сделку о свободной торговле, которая снизит или отменит таможенные пошлины».

Но, похоже, иранская сторона стремится еще дальше – к полноценному участию в ЕАЭС. Что, в свою очередь, позволит ускорить обоюдное введение максимально возможных таможенно-тарифных льгот в торговых взаимосвязях. Очевидно, что такой акцент иранской политики в отношении ЕАЭС обусловлен в том числе препятствиями для торговых связей Ирана со странами Запада. Равно как и с «нефтегазовыми» монархиями Аравии, вслед за США поддерживающими обструкционистскую политику в отношении Ирана.

Что же касается тарифных пропорций в ЗСТ Иран – ЕАЭС, напомним, что средний тариф, установленный Союзом для иранских товаров, составляет 3,1%, но средний тариф Ирана для товаров из ЕАЭС намного больше – 12,9%. То есть тарифная защита иранского внутреннего рынка достаточно высокая, что пока распространяется и на импорт из стран Евразийского союза.

Кстати, по данным ЮНТКАД, Иран входит в число 20 стран, где характерен максимальный уровень государственного протекционизма в экономике и, соответственно, во внешней торговле. Пока неясно, готовы ли в Иране ослабить госпротекционизм для стран ЕАЭС, но понятно, что это необходимо, коль скоро Тегеран тяготеет к евразийской пятерке.

По данным агентства «Иран.ру» (11 февраля с. г.), Иран и ЕАЭС к настоящему времени «имеют в общей сложности 862 вида товаров, перечисленных в обоюдной ЗСТ». Притом Иран в этой зоне «получил гораздо более легкие условия для экспорта и более низкие таможенные пошлины в ЕАЭС, соответственно, на 502 наименования своих товаров и на 360 наименований товаров из стран-членов ЕАЭС».

Скорее всего, эти условия будут постепенно выравниваться при вступлении Ирана в Евразийский союз. Но не исключено, что означенные льготы ввиду известных внешнеполитических факторов могут быть сохранены в ЕАЭС для Тегерана в течение длительного времени.

Алексей Балиев

19.02.2021

Источник: «Ритм Евразии»