О новой волне экстремизма, опасности участия в чужих сценариях и необходимости строить новую цивилизацию в интервью рассказал председатель Наблюдательного совета Института демографии, миграции и регионального развития, действительный государственный советник Российской Федерации 3-го класса Юрий Крупнов.

— Юрий Васильевич, 7 октября 2001 года — меньше чем через месяц после терактов 11 сентября 2001 года — США и их союзники по «антитеррористической коалиции» ввели войска на территорию Афганистана. В 2014 году были обозначены осязаемые временные параметры вывода основного контингента США и НАТО из страны. При этом ситуация с безопасностью в Афганистане лучше не стала. В чем же был смысл этой войны для США? Чего они смогли добиться?

— Я бы выделил два основных итога этой кампании.

Во-первых, создан и легитимирован военно-стратегический плацдарм США в Центральной Азии. В целом за время господства войск США-НАТО на территории Афганистана создано порядка 40 баз различного типа, несколько сотен более компактных пунктов базирования. В соответствии с подписанным уже новыми властями Афганистана двусторонним соглашением в сфере безопасности с Соединенными Штатами Америки, из всей этой сети инфраструктурных объектов 9 перманентных баз останутся под контролем США. Это базы около городов Кабул, Баграм, Мазари-Шариф, Герат, Кандагар, Шурабак, Гардез, Джалалабад, Шинданд. Данная инфраструктура позволяет США не только обеспечивать собственное эффективное присутствие в Афганистане, вести разведку в масштабе всего региона, но и при необходимости резко, в разы наращивать военную группировку и решать весь спектр военных задач.

Примечательно при этом, что по мере постепенного вывода войск США, который активно шел уже в 2012–2013 годах, сам этот пладцарм продолжает расширяться. Маршруты ввода и вывода войск, перемещения технических грузов образовали мощнейшую сеть военно-логистического присутствия США в различных регионах Евразии. Сами американские стратегии называют ее Северной распределительной сетью. Она затрагивает территории всех стран бывшей советской Средней Азии, России, Беларуси. Сейчас в рамках этих же задач завершается модернизация дороги Баку—Тбилиси—Карс, что создает соответствующие возможности для США на Кавказе. В Узбекистане, который является одним из важнейших пунктов для вывода войск и техники США, в каждый момент времени находятся несколько тысяч военных США и НАТО. И хотя они постоянно ротируются, не вполне понятно, чем это отличается от полноценного военного присутствия.

Второй итог афганской кампании США — это стремительный рост терроризма и экстремизма как в Афганистане, так и в регионе Центральной Азии и на всем пространстве «Большого Ближнего Востока». Сюда же я бы присовокупил взрывной рост наркопроизводства в Афганистане в период присутствия здесь западных войск.

— Но не являются ли эти итоги противоречащими друг другу? Усилилось военное присутствие США, пусть и в новых формах, и одновременно — экстремизм?

— Наоборот, это не противоречащие друг другу, а взаимно дополняющие итоги войны в Афганистане.

У современной, новой волны терроризма (будем понимать под этим словом всю совокупность исламистских военизированных движений) есть важная особенность: это мощнейшая и во многом самодостаточная, автономная террористическая сеть. Если раньше мы говорили о том, что терроризм спонсируют те или иные страны или их граждане, компании, то сегодня, после подъема «Исламского государства Ирака и Леванта» и захвата им огромных активов на севере Ирака и северо-востоке Сирии, данная сеть становится во многом самодостаточной. Более того, обладая огромными финансовыми ресурсами, лидеры ИГИЛ оказываются способными привлекать бойцов и вербовать сторонников по всему миру. Мы знаем, что большое количество бойцов из Центральной Азии воюют на стороне ИГИЛ, «Джебхат ан-Нусра», других организаций. Президент Таджикистана Эмомали Рахмон оценивал количество таких бойцов из своей страны в 200 человек. Из Узбекистана их больше — до полутысячи. Есть представители Казахстана, Киргизии, Туркменистана, других стран постсоветского пространства.

Важно понимать, что эти завербованные люди проходят суровую школу войны и террора и затем могут вернуться на родину, чтобы устанавливать шариатские порядки уже там. Они будут знать местность, знать людей в стране своего проживания, обладать огромным опытом ведения войны, иметь финансовую и организационную поддержку за плечами. Это серьезнейший вызов для безопасности всех стран, «принимающих» таких боевиков. А, как мы знаем, сторонники ИГИЛ уже провозгласили свои цели и в отношении Кавказа, и в отношении Центральной Азии.

То есть мы сегодня имеем дело с гибкой, мобильной и во многом самодостаточной террористической сетью, которая может организовывать очаги нестабильности в любом «назначенном» месте.

И эта сеть вполне органично уживается и взаимодействует с инфраструктурной сетью военно-политического присутствия в Евразии Соединенных Штатов Америки. То, что Вашингтон причастен к созданию и взращиванию многих (в том числе — крупнейших) террористических организаций, уже является общим местом для специалистов в этой теме. А то, что террористические угрозы возникают там и тогда, где и когда они максимально помогают решению геостратегических задач США, очевидно в том числе на примере развития событий вокруг ИГИЛ. Поэтому новая транснациональная террористическая сеть вполне совместима с транснациональной сетевой военно-логистической инфраструктурой США и может быть использована последними для дестабилизации ситуации в том или ином регионе. На мой взгляд, в настоящее время США не заинтересованы в дестабилизации Центральной Азии. Однако важно другое: в случае изменения их интересов под влиянием каких-то обстоятельств у них есть эффективный инструментарий для проведения такой дестабилизации.

— Почему с точки зрения угроз стабильности региона именно Центральная Азия является ключевой точкой? Ведь в Украине, в Центральной Европе уже идет фактически война.

— Я не хочу преуменьшать значение украинских событий. Это действительно сильнейший региональный кризис. Однако Центральная Азия, на мой взгляд, значительно важнее.

Во-первых, потому, что в случае дестабилизации, которую никак нельзя допустить, здесь будет куда более интенсивный, жесткий и даже жестокий конфликт, чем на Украине. Если, не дай Бог, Центральная Азия будет охвачена войной, то боевые действия могут длиться годами, учитывая рельеф местности в регионе.

Во-вторых, именно Центральная Азия является наиболее уязвимым с точки зрения безопасности Российской Федерации направлением дестабилизации постсоветского пространства. Фактически до сих пор нет обустроенной границы на пространстве от Урала до Памира. Потенциально взрыв насилия в Ферганской долине вызовет многомиллионные потоки беженцев в северном направлении. В том же направлении будут двигаться и боевики. А это значит, что под ударом может оказаться Западная Сибирь — место концентрации значительной части углеводородных ресурсов России.

— Как противостоять новой террористической угрозе?

— Прежде всего, учитывая все, что сказано, нужно четко понимать реальные альтернативы. Противостоять нынешней волне терроризма можно двумя путями: либо втягиваясь в бесконечную «войну с терроризмом» на радость США и другим авторам этого сценария, либо выдвигая альтернативную повестку дня — повестку евразийского развития — и давая на данную угрозу цивилизационный ответ.

В первом случае все закончится тем, что экономический потенциал наших стран будет уходить на бесконечную и бесперспективную кровавую «борьбу с терроризмом», которая будет только расширять саму социальную базу терроризма. И никаких перспектив победить в ней у стран постсоветского пространства не будет.

На угрозу терроризма нет силового ответа и не может быть. Так же, как не может быть национального ответа. Здесь требуется цивилизационный масштаб созидательного действия.

Ведь чем является новый терроризм на постсоветском пространстве?

Современный терроризм в нашем регионе — это результат разрушения цивилизационного уровня организации общества.

Современные общества можно представить структурно организованными на трех уровнях: первый уровень — цивилизационный; второй уровень — национальный; третий уровень — родоплеменной.

В результате крушения СССР цивилизационная организация бывшего советского общества была разрушена. Национальные государства, при всех их заслугах, оказались неспособными справиться с теми вызовами, которые возникли в новой ситуации в регионе. В результате значительные массы населения начали вовлекаться в процессы архаизации и распада уровня организации до родоплеменного. Исламизм, в том числе — в самых радикальных его формах, внешне выступает в качестве своего рода замены цивилизационного единства, так как предлагает транснациональную основу. Но на самом деле он вовлекает людей в крайние формы архаики и деградации, в том числе — в терроризм.

Поэтому либо все мы, и прежде всего — молодые люди, будем тратить силы, деньги, время на бесперспективную войну с терроризмом, умываясь в крови и теряя человеческий облик, либо мы на этот вызов дадим ответ в виде созидания нового цивилизационного единства — по сути, новой цивилизации. Это сложнейшая работа, на 30–40 лет, и нет гарантии, что она завершится успешно. Но это все-таки лучше, чем те же 30–40 лет убивать друг друга в войне с неуловимым терроризмом и уничтожать сами возможности нормальной жизни.

— Новая цивилизация — звучит почти как фантастика! Какой она может или должна быть, по вашему мнению?

— Согласен, формирование нового цивилизационного единства — задача сверхсложная, почти невозможная. Но необходимая.

Поэтому я лично и многие мои единомышленники именно над решением этой задачи работаем уже не первый год. И мы определили формулу этой работы как евразийское развитие.

Мы считаем, что именно здесь, в Евразии, на постсоветском пространстве должна возникнуть новая цивилизация — цивилизация развития. Какой она будет — это предмет отдельного большого разговора, но совершенно очевидно, что она невозможна без следующих составляющих.

Прежде всего, это цивилизация, построенная вокруг задачи организации феномена развития и эффектов развития — преодоления тех деградационных тенденций, которые за последние 25 лет работали на постсоветском пространстве. Это создание новых инфраструктур, преображение наших пространств, создание высочайшего качества жизни там, где раньше была разруха или не было ничего.

Во-вторых, цивилизация развития задается нашей способностью создавать и множить передовые, лидирующие технологии и производственные системы. Промышленно-технологический суверенитет является основой экономической состоятельности этой цивилизации.

В-третьих, цивилизация развития невозможна без способности мобилизовываться и объявлять чрезвычайное положение. По сути, речь идет о ее субъектности и дееспособности в сфере безопасности и в политической сфере.

В-четвертых, цивилизация развития — это, безусловно, и уникальная культура, общие образы, принципы, ценности, образцы. Вероятно, языком этой культуры должен быть русский.

Наконец, все эти составляющие цивилизации должны в авангардном порядке реализовываться в конкретных местах — в новых городах, городах будущего, созданных вокруг стратегических типов занятости для молодежи наших стран.

Повторюсь, созидание новой цивилизации — огромный подвижнический труд на поколение вперед. Успех этого дела требует немыслимых усилий. Но я уверен, что среди наших молодых людей, кому сегодня от 20 до 30, есть люди, которым такая задача по плечу.

Беседовал Юрий Царик

15.10.2014

Источник: zviazda.by