Социально-психологические аспекты участия женщин-смертниц в террористической деятельности.

Террористические методы использовались многими политическими организациями, общественными, религиозными группами и государствами практически от начала человеческой цивилизации. Термин “терроризм” (от латинского “terror” - страх, ужас) впервые нашел массовое употребление после Великой Французской революции (1789-1794 гг.) и организованного якобинцами “революционного террора”. В 1798 г. немецкий философ И.Кант первым ввел это понятие в научный оборот, чтобы проиллюстрировать свои пессимистические взгляды на сущность и будущность человечества.

Автор первого “Толкового словаря русского языка” В.Даль несколькими десятилетиями позже дал слову “терроризм” следующее определение: “устрашивание, устрашение смертными казнями, убийствами и всеми ужасами неистовства”. В 1992 г. экспертами ООН было предложено считать актами терроризма все нападения на невоенные объекты и цели. При этом в разряд террористических актов предполагалось включить не только взятие заложников и захват гражданских самолетов, но и, например, убийство пленных. Терроризм было также предложено определить в качестве “эквивалента военных преступлений, совершенных в мирное время”.

Продолжительное время роль и место женщины в различных террористических структурах ограничивались организацией политической поддержки, созданием тайников и конспиративных квартир, сбором пожертвований, ведением разведки и т.д. Иногда женщины выступали в роли политических представителей террористических структур. Однако постепенно их роль изменилась. За последние десятилетия значительно возросло число женщин, принимающих активное участие в деятельности террористических структур на т.н. низовом уровне. Наиболее показателен пример перуанской марксистской организации “Светлый путь”, где женщины составляют примерно 20 проц. от общего числа боевиков. Практически все террористические организации Европы и Америки используют женщин во время проведения боевых акций. Особенно многочисленны женщины в таких структурах, как “Тигры освобождения Тамил Илама” (Шри Ланка), ЭТА (Испания), “Объединенный Фронт освобождения Ассама” (Индия), “Маоистская коммунистическая партия” (Непал), “Настоящая Ирландская революционная армия”, “Революционные вооруженные силы Колумбии”.

В конце 1980-х гг. некоторые исследователи терроризма были вынуждены констатировать его относительную “феминизацию”. Во многих западноевропейских странах в последние десятилетия XX века женщины составили от одной четверти до половины всего состава террористических группировок: в Германии - 47 проц., в Италии - 44 проц., во Франции - 46 проц., в Испании - 21 проц. и т.д. Террористические группы, состоящие исключительно из женщин, были образованы непальскими маоистами и “Рабочей партией Курдистана”. Особенно много женщин насчитывают террористические структуры, созданные в Германии, Латинской Америке и Палестине. Во многих случаях именно женщины создавали и руководили террористическими структурами. В частности, они стояли у истоков таких известных организаций, как итальянские “Красные бригады”, “Японская красная армия”, американская “Единая армия освобождения”. Долгое время начальником штаба и фактически организационным руководителем и вдохновителем баскской сепаратистской группировки ЭТА (“Родина и свобода басков”) была женщина. Мексиканская левоэкстремистская организация EZLN, более известная как “Союз сепаратистов”, долгое время управлялась женщиной под именем Командор Рамона. Значительную роль в создании и деятельности действовавшей в ФРГ “Фракции Красной армии” (RAF) играли две женщины: Ульрика Майнхофф и Гудрун Энслин. Более того, в RAF женщины были не только идеологами и лидерами, они составляли до 80 проц. состава группы, которая рассматривалась как символ и эталон “левого терроризма” в Западной Европе.

Таким образом, женщины принимали участие во многих аспектах деятельности террористических организаций, но долгое время не отмечалось их массового вовлечения в два вида деятельности - в работу с информаторами и совершение самоубийственных актов. Однако на рубеже XX и XXI веков ситуация значительно изменилась: террористические структуры стали все чаще задействовать женщин-самоубийц.

В 1940-е годы индийские повстанцы направляли женщин, обвешанных гранатами, в расположение британских войск. Женщины-члены организации “Хезболла” также совершали единичные террористические акты против Израиля с середины 1980-х годов. В 1990-е годы ряд исламистских террористических групп поставили этот процесс “на поток” и приступили к массовому рекрутированию молодых женщин на роль самоубийц.

Мифы о женской силе и связанных с ней опасностях отражены в искусстве и религии большинства культур с древних времен. Одним из первых историко-культурных свидетельств терроризма с участием женщины можно вполне считать поступок древней иудейки Юдифи, которая, согласно легенде, хладнокровно отрезала голову сирийскому полководцу Олоферну. При этом наблюдались некоторые характерные и для современной эпохи причины и признаки, побудившие встать ее на этот путь: Юдифь решилась на убийство, потому что хотела вдохновить собратьев на борьбу с врагами и устрашить последних, т.е. мотивом жуткого преступления была, прежде всего, идея.

Современные исследователи проблем терроризма полагают, что как у женщин, так и у мужчин, обычно попадающих в ряды террористов, помимо “идейной” основы в их поведении, которой в принципе можно оправдать любые политические и иные цели, существует множество общих психологических черт. Так, по мнению американских психологов Д.Хоргана и М.Тэйлора, террористами, как правило, становятся либо неуверенные в себе люди, либо агрессивные личности, неспособные достичь своей цели ненасильственным путем. Вступив в террористическую организацию, они оказываются отрезанными от остального общества, с головой погружаясь в мир ее стереотипов, штампов и ценностей. Уход из террористической организации маловероятен, потому что неофит-террорист обычно теряет способность критически оценивать реальность, и, кроме того, “измена” терроризму сама по себе может быть чревата убийством “изменщика”.

Как ни парадоксально, но для многих террористов очень характерной психологической чертой является глубинный страх смерти. По мнению специалистов, именно пытаясь победить собственный страх, “овладеть им”, террористы стремятся к смерти - своей и чужой. В детстве или юности потенциальные смертники или смертницы могут проявлять (или вынуждены это делать в силу различных обстоятельств) повышенный интерес к теме смерти, а во взрослой жизни они сознательно выбирают т.н. “смертельный вариант самореализации”. Вместе с тем, террористы не всегда представлены единой психопатологической группой, и далеко не все террористы являются психически больными людьми. В ряды террористов нередко попадают слабые люди с повышенной тревожностью, живущие в ожидании “неизбежных” неприятностей, агрессии, нападения, и которые чувствуют себя в относительной безопасности только в обществе таких же, как они.

Еще одна общая черта террористов - нарциссизм, как правило, групповой, который заключается в ощущении гордости за то, что они принадлежат к какой-либо (национальной, этнической, религиозной и т.д.) группе. Человек, идущий на смерть ради абстрактной цели, обычно считает себя едва ли не “посланником свыше”, “вершителем судеб”, исполнителем собственного “высокого предназначения”. Он уверен, что ему суждено стать спасителем хотя бы для ограниченной группы людей. Окружающий мир для террористов сужается до очень простых и абсолютных понятий: “черное-белое”, “мы-они”, “хороший-плохой”. Психологи подтверждают версию о том, что в большинстве случаев террорист-смертник имеет психологическое развитие ребенка в возрасте 7-9 лет.

В 1970-е годы был опубликован ряд исследований, авторы которых утверждали, что для подавляющего большинства психически здоровых женщин невозможна сама мысль об убийстве невинных людей, в том числе детей, с помощью варварских террористических методов. Считается, что женщины милосерднее, жалостливее и слабее “боевым духом”, чем мужчины. Тем не менее, реальность сегодняшнего времени убеждает, что это далеко не всегда так. Наоборот, женщины в силу присущих им особенностей нервной деятельности (более высокая подвижность, эмоциональность, возбудимость и т.д.) быстрее мужчин становятся агрессивными, идея уничтожения овладевает и ими. Эксперт по терроризму У.Лакер пришел к выводу, что женщины-члены террористических структур, как правило, более мужественны, более преданы идеалам и целям организации и более фанатичны.

Психологи и психиатры приходят к выводу, что некоторые особенности женской генетики выступают причиной того, что женская агрессия, как и женский алкоголизм, очень трудно поддаются трансформации или лечению. По физической силе, выносливости мужчина превосходит женщину, но по своим природным психическим, психологическим возможностям женщина может превзойти мужчину, мобилизоваться, настроиться на такие поступки, которые многим мужчинам не под силу.

Вместе с тем, было бы неверно истолковывать природу женского терроризма только лишь естественными, психолого-генетическими особенностями представительниц человечества.

Стремление женщины к террористической деятельности в современных условиях может объясняться своеобразным протестом против существующей социальной реальности, места и роли женщины в обществе. Специалисты университета штата Нью-Йорк в своем исследовании “Межрегиональные тенденции женского терроризма” полагают, что во многих странах и регионах планеты именно невозможность участвовать в обычных формах политической деятельности толкает женщин к терроризму. Женщины не влиятельны, а их роль в жизни не заметна. Именно эта “незаметность” делает женщин особо привлекательными для террористов. Неприятие обычной модели женской судьбы указывает террористке путь к обретению смысла существования. Через собственную неудовлетворенность она стремится к новой идентичности. Стать членом организации, по словам одной террористки, значит преодолеть отчужденность, почувствовать себя частью “целого”, покончить с разорванностью существования, перейти к “подлинной” жизни: “ты оставляешь мать, идешь стрелять, но делаешь это, чтобы жить, чтобы жизнь имела смысл... Таким образом, ты находишь материальное воплощение своему отказу”. Возможно, следуя этой логике, для террористки этот вид самореализации и означает “переход в подлинную жизнь” - в сферу террористической деятельности.

При этом многие эксперты по терроризму считают, что в большинстве случаев женщины менее всего интересуются политическими и идеологическими идеями, которые ставит перед собой террористическая организация. Они сражаются и зачастую гибнут не “во имя”, а “против” и “за”: против низкого статуса женщины в их семьях и обществах, против властей, которые нанесли персональное оскорбление или совершили преступление против их родных и близких, за любимого человека и т.д. Примечательно то, что женщины, как правило, значительно острее ощущают несправедливость, они лучше знают историю и причину конфликта, в рамках которого существует их террористическая организация. Настоящее и прошлое их интересует больше, чем будущее. Террор становится для многих из них универсальным способом самоутверждения. Поэтому женщины, как правило, глубоко уверены в необходимости и оправданности совершения терактов - о долговременных последствиях они задумываются редко.

Феномену активного участия женщин в террористической деятельности даются различные объяснения, среди которых уже отмеченные предпосылки и причины возникновения терроризма. Но существует также подход, который обвиняет эмансипацию и феминизм во влиянии на участие женщин в терактах. Так, например, эмансипация стала набирать обороты в середине XIX века, и это исторически совпало с возникновением терроризма в России. Женщины известной террористической группы того времени “Народная воля” отличались своей приверженностью организации, не делая себе никаких послаблений. Они отказывались признавать свои слабости и особые потребности. Ольга Любатович, например, будучи беременной, носила тяжелые ящики с взрывчаткой, а Софья Перовская подготавливала динамит больше и быстрее мужчин. На судебных процессах женщины не требовали к себе снисхождения, практически ни разу не пытались смягчить свою участь и нередко брали на себя всю ответственность за других участников движения.

С 1960-х годов в Западной Европе и Америке подъем феминистического движения был отмечен распространением его идей равного права на самореализацию женщин в любой сфере. Однако предвидеть современные последствия подобных явлений, например, в некоторых странах Ближнего Востока смогли очень немногие. Показательной в этом отношении является судьба палестинской студентки Вафы Идрис, “прославившей” себя тем, что в январе 2002 г. впервые в современной истории превратила себя в “живую бомбу”, в результате чего в Иерусалиме был убит один человек и ранено около 150. После совершения теракта иорданская газета “Al Dustur” писала: “Вафа Идрис никогда не мечтала о BMW или о сотовом телефоне, в ее сумочке не было косметики, но было достаточно взрывчатки, чтобы поразить врага. Разве не Запад настаивал на том, чтобы восточных женщин уравняли в правах с мужчинами? Прекрасно, именно так мы понимаем равенство”. Таким образом, факт активного участия женщин в террористической деятельности социологи отчасти рассматривают как следствие общей тенденции к расширению “женского пространства”, к ограничению дисбаланса и асимметрии, преобладающих в большинстве видов деятельности относительно соотношения женщин и мужчин. Некоторые же эксперты утверждают, что женщины пришли в терроризм именно тогда, когда начали бороться за свои политические и социальные права.

Альтернативное истолкование причин и оснований женского участия в терроризме основывается на традиционалистском подходе и заключается в том, что в конкретных ситуациях могут действовать и т.н. “прозаические мотивы”. Речь идет, например, об уже упоминавшейся Гудрун Энслин, которая, будучи любовницей А.Баадера, разделила с ним судьбу террориста и стала одной из авторитетных фигур немецкой террористической организации RAF. Психологи отмечают, что такая постановка проблемы достаточно типична, т.к. обсуждение женского присутствия на публичной арене часто происходит с использованием категорий “женщина-соратник”, “женщина-любовница”, “женщина-друг” и т.д. Женщина как бы находится в тени известных мужчин, помогая и вдохновляя их на выдающиеся достижения и подвиги. Данная модель рассматривает участие женщины в террористической практике с позиций: “женщина-помощница”, любовница террориста.

Во многих странах, особенно там, где наиболее сильны националистические и сепаратистские проявления, терроризм стал “фамильным” делом: зафиксированы многочисленные примеры того, как представители нескольких поколений одной семьи были замешаны в террористической деятельности. Так, например, происходит в Палестине, где война с Израилем уже стала доминирующей культурой. В этом и некоторых других регионах активное участие женщин в актах террора, ранее осуждаемое семьей и обществом, постепенно переходит в разряд привычных, допустимых и даже одобряемых обществом дел. Маоисты, анархисты и представители иных террористических групп, отрицая гуманистический опыт предшествующих поколений, продолжают активно привлекать женщин, которые не могут ужиться в рамках предлагаемых традиционалистами институтов. Исходя из этого, можно прогнозировать высокую вероятность того, что террористок будет становиться все больше, поскольку девочки и девушки будут считать женщин-“камикадзе” моделями или образцами для подражания.

Некоторые исследования подтверждают, что участие женщин в террористической деятельности зачастую приводит к появлению (обострению) у них тяжелых психических заболеваний. Проанализировав биографии эсеровских террористок, эксперт по женскому терроризму Э.Найт пришла к выводу, что многие из них имели склонность к суициду, а их участие в террористической практике объяснялось тягой к смерти: “террористический акт был часто актом самоубийства”. Обоснованным подтверждением диагноза “активная шизофрения” можно считать и тот факт, что отдельные участницы движения в припадке революционного восторга покончили с собой. К ним принадлежат Рашель Лурье, Эсфирь Лапина, Софья Хренникова и другие. А самая известная из них - Мария Спиридонова - мечтала в своих дневниках, чтобы ее убили на месте покушения, и тогда эффект теракта был бы еще больше. С точки зрения психиатров, в подобных рассуждениях налицо симптомы т.н. “суицидального детского прагматизма”, когда умереть - это подразумевает не только навлечь траур, безутешное горе и покаяние родителей, но и спровоцировать в них желание “отомстить” то ли самим себе, то ли окружающему миру. В итоге, развивая психиатрическое истолкование терроризма как особой поведенческой практики, ученые отмечают, что психические отклонения террористок могут являться не только основанием, но и следствием их участия в террористической деятельности - постоянного напряжения, риска, страха, возможного тюремного заключения и т.д.

Немаловажная роль в процессах возникновения, существования и все большего распространения женского терроризма принадлежит средствам массовой информации. Необходимо отметить, что сам механизм взаимодействия “терроризм - СМИ - общество” как бы задает или определяет границы пространства существования терроризма. Теракт нефункционален в обстановке “задавленного” общественного мнения, частичного или полного контроля государственными структурами основных СМИ в обществе. “Свобода слова”, таким образом, с объективной точки зрения во многих случаях предстает в виде реального “союзника” идей и целей современного терроризма.

Еще в 1974 г. американский исследователь терроризма Б.Дженкинс пришел к выводу, что “терроризм - это театр”. Подавляющее большинство террористов, захватывающих заложников, требовали предоставления им права выступить в прямом эфире перед телезрителями или радиослушателями. Примерно после 95 проц. совершенных терактов их организаторы звонят в редакции различных СМИ и берут на себя ответственность за совершенное преступление. При этом женщины-террористки всегда пользовались повышенным вниманием прессы и вызывали большой интерес у аудитории СМИ. В конечном итоге, это позволяет террористическим структурам более успешно пропагандировать свои организации, свои цели и идеологию.

Классическим воплощением подобного утверждения можно считать судьбу видной представительницы “Народной воли” Веры Засулич, которая, как известно, выстрелила в петербургского градоначальника и была оправдана судом. Общественное мнение в ходе подготовки и на протяжении всего слушания дела превратило террористку в “героиню”, а сам ее поступок - в “патриотическую протестную реакцию” против социальной несправедливости. В итоге, у В.Засулич появилось множество последовательниц: в исполкоме “Народной воли” 9 человек из 29 были женщины (в их числе и Софья Перовская - первая женщина в России, казненная по политическому процессу), а среди 78 членов боевой организации эсеров, считавших себя преемниками “Народной воли”, было уже 25 женщин.8) Современные кадры видеороликов о событиях на Ближнем Востоке, транслируемые многими ведущими телеканалами, лишь подтверждают историческую аналогию: женщины-“шахидки”, похожие на своих соратников-мужчин, с закрытыми лицами маршируют с оружием, поясами со взрывчаткой, осваивают боевые искусства и делают заявления о том, что хотят стать мученицами. Относительная же новизна и необычайность подобных трансляций, рассчитанных на массовую аудиторию, позволяют им обрести известность и некий “ореол славы”.

Помимо масс-медиа, свой собственный социальный и психологический вклад в популяризацию идей женской агрессивности (и, в некоторой степени, женского терроризма) вносит современный кинематограф. “Последний контракт”, “Ее звали Никита”, “Солдат Джейн”, “Кровавая Мэлори” - далеко не полный перечень массовой кинопродукции, где женщина показывается таким же бойцом, как и мужчина. Она стреляет из многих видов оружия, лихо скачет на лошади, занимается такими же видами спорта, владеет разными единоборствами, бросается в драки и т.д. В конечном итоге, не только зритель постепенно приучается терпимо воспринимать экранный образ женщины-киллера, перенося свои виртуальные ощущения и переживания в реальный мир, но и сама психология женщины и ее мировоззрение начинают видоизменяться: женское естество постепенно уступает место проявлениям жестокости, агрессивности, насилия.

В данном контексте новейшая история России мало чем отличается от мировой, но, вместе с тем, обладает рядом присущих ей отличительных черт и особенностей. Так, в 1999 г. вышел на экраны фильм Д.Евстигнеева “Мама”, повествующий об истории вооруженного захвата и угона самолета “с целью побега из СССР в капстрану”, совершенного в 1988 г. семьей Овечкиных по инициативе матери и двух старших сыновей. Основываясь на традициях русской драматургии и кинематографии, режиссер проявляет стремление “увидеть и понять” гуманистические цели и душевные переживания в действиях отрицательных персонажей или даже преступников, к которым можно обоснованно отнести Овечкиных. Женский образ матери-террористки, по мнению кинокритиков, не вызывает ненависти, автор ставит под сомнение догмы здравого смысла, однозначное стереотипное различие “добра” и “зла”. Зритель вроде бы симпатизирует несчастной семье, но восприятие картины остается риторическим по сути и неоднозначным по содержанию: что именно - “добро” или “зло” - торжествует, когда участники штурма захваченного самолета успокаивают пассажиров ударами ног и прикладами автоматов? Теракт, мотивированный стремлением к “свободе”, в авторской киноинтерпретации предстает таким образом более “приемлемым”, чем произвол и жестокость блюстителей порядка.

В кинообразах, созданных А.Рогожкиным в его картине “Блокпост” (1999 г.), прочитывается модель объяснения женского участия в терроризме как самоотверженного “патриотического протеста” против вторжения чужаков. В последних кадрах фильма зритель узнает, что таинственный снайпер и чеченская девушка, которая продает “любовь” глухонемой сестры “неверным” русским солдатам (фактически реализует “мужские” практики сутенера и снайпера) - одно и то же лицо. Мотив патриотической, освободительной борьбы в женских действиях, словно щит, защищает зрительское восприятие созданных женских образов от осуждения, облагораживает их. Психологический подтекст авторской точки зрения очевиден: российские солдаты выступают в роли безвинных жертв войны, зато чеченские девушки - “национальные героини”.

По данным “Института контртерроризма” (Герцилия, Израиль), исламисты, как правило, не допуская женщин в ряды “нормальных” боевиков и не давая им принимать участие в партизанских боях, тем не менее, пережили существенную эволюцию взглядов на возможность участия женщин в самоубийственных терактах. К примеру, одна из наиболее экстремистских исламских организаций “Хамас” долгое время категорически отвергала подобные методы террора, как несоответствующие духу ислама, запрещающего самоубийство, однако в начале 2004 г. официально одобрила их. Необходимо отметить, что в консервативном палестинском обществе концепция женского “мученичества” когда-то также была неприемлемой. По мнению политологов, социальное табу на подобные действия женщин было преодолено в январе 2002 г., когда сторонники “Бригады мучеников Аль-Аксы”, связанные с партией Я.Арафата “Фатх”, впервые отправили на совершение теракта в Иерусалим женщину-смертницу - уже упомянутую выше Вафу Идрис. В мае 2003 г. “Исламский джихад” отправил другую женщину-самоубийцу в Афул, где она подорвала себя вместе с тремя израильтянами. После этого “Исламский джихад” приступил к “идеологическому закреплению” осуществленных с участием женщин акций: во многих ближневосточных и мировых мусульманских СМИ стали регулярно появляться статьи, в которых восхвалялись женщины-террористки, “сменившие свои духи на запах земли и носящие оружие вместо украшений”.

Духовный лидер палестинского сопротивления шейх Ахмед Ясин, незадолго до своей гибели в марте 2004 года в результате израильской спецоперации, объявил о серьезном изменении тактики “Хамас”: он указал, что исламская террористическая группировка намерена все активнее привлекать палестинских женщин для совершения терактов-самоубийств. В интервью влиятельному изданию “The Jerusalem Post” он заявил, что джихад - это “обязанность всех мусульман, мужчин и женщин”. Шейх добавил также, что женщинам отказывали в праве совершать теракты-самоубийства только потому, что в них до поры не было потребности, а фактически призвал их выполнить свою “обязанность”. Профессор социологии в университете “Ан-Наджаф” в Наблусе (Иордания) И.Баргуди, автор многих работ об исламских движениях, обращает внимание, что социальные ограничения, введенные “Хамас”, включая требования того, чтобы на улице женщина появлялась только в сопровождении мужчины, логически затрудняют тренировку и подготовку женщин к терактам. Однако запрет “Хамас” на использование в этих целях женщин, подчеркивает он, никогда не был религиозным постановлением, и исламские суды в прошлом не раз говорили о правомерности присоединения женщин к мужчинам в качестве боевых товарищей. “Хамас”, по мнению профессора, это политическое движение и оно вправе менять свои взгляды. “Не секрет, что все больше и больше женщин просят разрешения стать террористками-самоубийцами. Другие группировки используют женщин, так почему не должен “Хамас”? - рассуждает И.Баргуни.

Многие эксперты приходят к заключению, что сам факт решимости “Хамас” на использование женщин в своих целях может свидетельствовать об определенных успехах Израиля в контртеррористической деятельности и предотвращении терактов. Аналогичным же образом можно в некоторой степени объяснить и значительно участившиеся за последнее время случаи совершения терактов чеченками-смертницами на территории России.

Профессор Веслеанского университета (шт. Джорджия) М.Креншоу проанализировала общие причины, по которым женщины делают подобный выбор. Во-первых, во многих случаях ими движет желание повысить личный или семейный статус. Во-вторых, согласно традиции “кровной мести”, когда в семье есть хотя бы один мужчина, никто не требует, чтобы женщина мстила за своего мужа или детей. Но когда никого не осталось, она последняя, одна в семье - значит, обязана мстить. В-третьих, достаточно часто на совершение самоубийств идут женщины, члены семей которых были уличены в сотрудничестве с правоохранительными органами и политическими противниками или, наоборот, погибли от рук врагов. В-четвертых, известны случаи, когда на совершение подобного теракта соглашались девушки, утратившие невинность вне брака. Самоубийство такого рода казалось им единственным решением подобной проблемы. И, наконец, женщины-смертницы в ряде случаев надеялись материально помочь своим семьям. До недавнего времени, к примеру, родители погибшей палестинской террористки получали до 25 тыс. долларов, что для Палестинской автономии может считаться целым состоянием.

Ввиду особой конспиративности террористических организаций, об истинных масштабах женского участия в нихзнают лишь очень немногие участники подобных организаций или догадываются сотрудники соответствующих спецслужб. Растущее количество террористок-смертниц в разных странах, по мнению специалистов, свидетельствует о том, что террористические сети очень грамотно обрабатывают склонных к самоубийству индивидуумов. При этом считается, что женщин легче подготовить к роли террориста-смертника: они более управляемы, чем мужчины, и эффективнее подвергаются психологическому воздействию; они меньше привлекают внимание сотрудников служб безопасности, им легче спрятать на теле взрывное устройство. В открытых публикациях практически не встречается информации, посвященной исследованию статуса женщины в современных террористических структурах, методам их вербовки, психологической обработки и т.д. Многие выводы экспертов носят предположительный характер.

Тем не менее, некоторые аналитики, исследовав обстоятельства совершения терактов, выделяют ряд закономерностей, которые в своей совокупности могут представить типичную схему подготовки женщины-смертницы.

1. Поиск потенциальных кандидаток. В основном обращают внимание на богобоязненных, слабовольных, жалостливых девушек и женщин, недалекого ума, порой крайне ограниченных. Желательно, чтобы у кандидаток кто-нибудь погиб из родственников, причем неважно, в бою или как мирный житель. На этой основе в дальнейшем проще будет возбудить в ней слепую ненависть. Идеальное амплуа потенциальной террористки-смертницы - несчастная, одинокая, инфантильная.

Принято считать (и эту тему активно развивают некоторые СМИ), что почти все будущие “шахидки” - вдовы или родственницы убитых боевиков, что, якобы, должно создавать им некий дополнительный “великомученический” и “героический” ореол. Однако это далеко не всегда так. Взрывы в Пятигорске, возле входа на аэродром в Тушино, захваты заложников в Буденовске, Кизляре - в этих и других терактах принимали участие женщины, которым мстить было абсолютно не за кого. Так, например, выяснилось, что участвовавшая под видом журналистки в одном из покушений на бывшего президента Чечни А.Кадырова 45-летняя жительница Гудермесского района Ш.Баймурадова была инвалидом в связи с психическим заболеванием. Или сестры Хаджиевы из Старой Сунджи, 28 и 26 лет, принимавшие участие в захвате заложников “Норд-Оста” в октябре 2002 г. Младшая из них - умственно отсталая, образование 5 классов, больна раком легких и, кроме того, состояла на учете в Грозненском тубдиспансере. Достоверно известно, что никто из родственников этих погибших женщин не был убит на момент совершения ими терактов-самоубийств.

Одним из благоприятных условий для воспитания будущей женщины-смертницы можно считать атмосферу радикального ваххабизма, культивируемую в некоторых семьях. Так, выросшей в такой среде 20-летней уроженке села Курчалой З.Элихаджиевой, взорвавшей себя на концерте рок-музыки в Тушино, с детства прививался культ мужчины. Когда в дом Элихаджиевых входил пятилетний мальчик, то его бабушки должны были встать перед ним. В такой же строгости воспитывалась и девушка. По оперативным сведениям, несмотря на юный возраст, она уже дважды успела побывать замужем, причем оба раза за арабскими наемниками, которые также являлись ваххабитами. Все браки совершались без согласия невесты, но по решению ее родного старшего брата. Оба брака распались, детей не было. Когда в бою с федеральными силами был убит старший брат, а через некоторое время и младший, женщина уже знала, что должна “отомстить” за братьев. Эксперты уверены в том, что ваххабиты, в течение нескольких лет формируя личную жизнь и мировоззрение девушки, целенаправленно готовили из нее будущую “шахидку”.

Таким образом, будущие смертницы, во многих случаях, молоды, и это не случайно - в юности инстинкт самосохранения понижен, а социальных обязанностей, вроде ответственности за свою семью - меньше. Эти женщины, следовательно, существа изначально эмоциональные, в силу пережитого стресса более внушаемы, с пониженным уровнем критичности и самооценки, а у многих из них имеется достаточно оснований для инициирования в дальнейшем желания (или ответственности) мстить. Таков “исходный материал”.

2. Вовлечение в террористическую организацию. Типичным методом при этом является похищение. Так, в ходе расследования покушения на А.Кадырова в мае 2003 г. были задержаны две девушки-”шахидки” (С.Махчаева и А.Сагитова), которые, как выяснилось в ходе следствия, были банально обмануты и похищены. Другую террористку-смертницу, 29-летнюю участницу захвата “Норд-Оста” А.Гишлуркаеву, проживавшую в Науре, забрали из автобуса, якобы замуж, а фактически похитили. Тридцативосьмилетнюю Р.Курбанову забрали замуж официально, правда, не назвали родителям ни адреса, ни имени жениха. Родители, по словам оперативников, и могли бы сообщить о похищении, но боялись говорить, что их дочь ушла “на газават”.

Другим распространенным способом вовлечения женщин в террористическую организацию выступает шантаж, запугивание, принуждение. Например, у единственной из оставшихся в живых террористки-смертницы З.Мужахоевой, пытавшейся взорвать себя летом 2003 г. в центре Москвы и осужденной впоследствии судом присяжных на 20 лет тюремного заключения, муж-боевик погиб, когда она уже была беременной. До 7 месяцев воспитывала дочь сама, а потом ее забрали родители убитого мужа. Женщина попыталась выкрасть ребенка, но ее поймали, дочь опять отобрали, а ее саму “в наказание” отправили в лагерь боевиков-смертников. Родители другой девушки-смертницы остаются уверенными в том, что дочь пошла на совершение преступления, опасаясь, что сводный брат-боевик в противном случае просто уничтожит ее семью.

Еще в 1997 г. под Сержень-Юртом были открыты полевые лагеря “Кавказ” и “Талибан”, в которых чеченцы под руководством арабских инструкторов проходили боевую, диверсионную, религиозную и идеологическую подготовку. В одном из лагерей было и спецотделение для женщин. Согласно агентурным данным, выпускницы именно этих лагерей осуществляли крупные теракты на территории России в конце 90-х - начале 2000 годов. В отличие от группировки А.Масхадова, где обучались молодые девушки от 13 до 18 лет, в лагерях Ш.Басаева было подготовлено более 30 террористок-смертниц, как правило, взрослых и “идейных” женщин, желающих отомстить за своих родственников.

Помимо категории женщин, становящихся смертницами по принципу “смерть за смерть”, встречаются женщины, вступающие на путь самоубийственного терроризма исключительно по меркантильным соображениям. Так, по имеющимся данным, некоторые родственники террористок, уничтоженных на Дубровке, получили по несколько тысяч долларов. А участница захвата здания больницы в Буденновске снайпер Т.Товчаева, награжденная Ш.Басаевым за свои “подвиги” орденом “Честь нации”, заявила впоследствии на судебном заседании: “Мне обещали за участие в операции хорошо заплатить, но никаких денег я потом не получила”.

3. Психологическая обработка. Один из важнейших этапов подготовки смертниц. Желательным элементом при этом является изоляция женщин в замкнутую среду, например, в один из лагерей подготовки. На начальном этапе их “обрабатывают” также женщины, но, как правило, среднего или старшего возраста. Цель: войти к жертве в доверие, дать ей почувствовать в себе родственную душу, вызвать симпатии. Подчеркивая “особое” к ней отношение, девушке внушается, что она больше не затюканная жизнью деревенская девочка, а боец, более того, будущая героиня, окруженная уважением товарищей. Реальное представление человека, таким образом, приближается к желаемому. Распространенным приемом террористов при этом выступает применение различных психотропных материалов, следы которых, согласно данным экспертиз, обнаруживались почти у всех смертниц, совершивших теракты в России. Именно тогда, когда рассудок потенциальной смертницы затуманен наркотиками, с ней и начинают вести разговоры о том, как хорошо и почетно взорвать неверных и прямой дорогой пойти в рай.

Навязывается также мысль о том, что даже если она выросла в многодетной, нищей семье, “товарищи” по борьбе не оставят близких в беде, она сейчас - надежда всего клана. Иными словами - формируются оценки микросоциальной среды будущей смертницы. Повлиять же на оценку микросоциума может догматически религиозный мотив или, в других случаях, национальный, политический, социальный. Остальной мир, согласно внушаемым будущей “шахидке” представлениям, должен восприниматься как нечто враждебное, инородное, заслуживающее лишь презрения.

“Жестким” способом психологической обработки можно считать такой, когда кандидаток в смертницы, во-первых, постоянно упрекали в том, что они до сих пор живы (вызывая тем самым чувство “вины” перед погибшими “борцами за веру”), а во-вторых, регулярно насиловали и избивали, пытаясь окончательно сломить их психику и добиться согласия на подрывную деятельность. Как подчеркивают некоторые эксперты, сексуальное надругательство зачастую выступает в качестве самого действенного психотехнологического приема в ходе подготовки будущей смертницы, т.к. в корне ломает психологию восточной женщины. Она становится “нечистой”. У нее нет мужа, чтобы за нее заступиться, у нее не будет детей, перед которыми она сможет оправдаться. И тогда будущей “шахидке” объясняют, что у нее остается единственный шанс, чтобы “искупить грех” - убить возможно большее число “неверных”. После многочисленных пыток несчастные были готовы на все, лишь бы мучения прекратились.

Конечной целью психологической обработки униженных, обманутых, совращенных женщин, тем не менее, остается исключительно добровольное желание идти на смерть. Считается, что бескорыстная готовность умереть должна стать непременным условием окончательной готовности женщины к теракту. В противном случае, как полагают непосредственные организаторы и руководители подобной подготовки, такие женщины будут считаться “профнепригодными”, что может повлечь в дальнейшем срыв операции в любую минуту, как это, например, случилось с уже упоминавшейся З.Мужахоевой летом 2003 г. в Москве.

4. Специальная подготовка. Является завершающим этапом “обучения” будущих смертниц, продолжается, как правило, несколько месяцев и включает в себя изучение азов взрывного дела, правил конспирации, приемов и способов обычной и экстренной связи и т.д.

Таким образом, проблема женского терроризма обнаруживает в себе значительный объем социальных, политических, психологических, религиозных, этнических и других предпосылок, на которых в существенной степени и основывается феномен массового вовлечения женщин в подобного рода деятельность. Неслучайно, почти половина разыскиваемых по всему миру террористов - представительницы слабого пола, а один из выводов, к которому приходят эксперты за почти двухвековую историю политического террора - женщины-террористки гораздо опаснее мужчин. В директиве Интерпола существует по этому поводу достаточно категоричная инструкция: в случае захвата или нейтрализации вооруженной террористической группы - уничтожить их в первую очередь. Показательным в этом отношении можно считать также вердикт французского суда в отношении исполнительниц большинства террористических актов группы “Аксьон директ” Натали Меньон и Жоэль Юрбон, приговоренных в 1989 г. к пожизненному заключению.

Никакого снисхождения не заслужила и единственная участница греческой террористической группировки “Революционная народная борьба” Ирини Атанасаки, приговоренная судом в октябре 2004 г., наравне с ее соратниками-мужчинами, к 1174 годам тюремного заключения за участие в организации четырех десятков взрывов и примерно сорока покушениях на убийство.

Вместе с тем, многие политологи убеждены, что государственное насилие или силовые меры в отношении женщин-террористок или закулисных организаторов их деятельности лишь в некоторой мере способны предотвратить теракты или хотя бы свети их к минимуму. Для адекватного ответа вызову сегодняшнего времени в виде готовой к своей и чужой гибели женщины-смертницы необходимы согласованные и скоординированные меры в социально-экономической сфере, в области образования, культуры, СМИ, формирования общественного мнения.

В.Г. Малышев, Институт Ближнего Востока, 24/11/2005

Tweet