Есть такое определение паранойи. Параноик — это человек, который точно знает, что происходит на самом деле. Параноики недавнего прошлого точно знали, что все дело в еврейском заговоре, а нынче они во всем усматривают исламистский след и, шире — войну исламской цивилизации с европейской (христианской). Стоит какому-нибудь сумасшедшему с холодным или огнестрельным оружием в руках прокричать «Аллах акбар!», и вот вам новое подтверждение тезиса о развернувшейся войне религий.

Спорить с параноиками — занятие бесперспективное. Однако идея войны на религиозной почве так прочно вошла в сознание многих вполне вменяемых людей, что с ней стоит попробовать разобраться. Начнем с того, что она неверна теоретически. Воюют друг с другом не религии, а люди, делающие из религии то или иное политическое употребление. Далее, эта идея не выдерживает эмпирической проверки. Значительная доля злодеяний, свидетелями которых мы являемся, вообще не связана с какой-либо идеологической/религиозной мотивацией. Часть из них относится к откровенно клиническим случаям (как в XIX столетии умалишенные примеряли на себя треуголку Наполеона, так в XXI они мнят себя воинами джихада). Другая их часть имеет отношение к идеологии, а точнее, к некоему самодельному или позаимствованному идеологическому коктейлю человеконенавистнического свойства. Тимоти Маквей, взорвавший в апреле 1995 года здание администрации в Оклахома-сити, был ветераном войны в Заливе (и, кстати, христианином), обидевшимся на американские власти. Подросток иранского происхождения, расстрелявший в июле 2016 года посетителей в торговом центре в Мюнхене, вдохновлялся идеями Брейвика и американских школьников, пускавших в расход своих одноклассников и учителей. Возможно, что Омар Матин, месяцем ранее устроивший бойню в гей-клубе в Орландо, имел к исламизму почти такое же отношение, как оба выше упомянутых персонажа. Единственное, что этого убийцу точно отличает от оклахомовского и мюнхенского, — то, что он попытался придать своей акции большую значимость, заявив о себе как о посланце ИГИЛ. Спикеры последнего, конечно, не преминули подтвердить это заявление, во что верится с трудом. Примерно с таким же, с каким в свое время верилось в заявления, исходившие от Мовлади Удугова или Доку Умарова.

Не будучи параноиком, я не могу утверждать, что знаю, существует ли на самом деле связь между тем или иным актом массового убийства в Европе или Америке и головорезами на Ближнем Востоке, провозгласившими себя «государством». Я могу лишь предположить, что на наших глазах разворачивается два параллельных процесса. С одной стороны, деятельность исламистского террористического подполья, с организационной инфраструктурой, логистикой и финансированием, благодаря которым оно способно совершать теракты, подобные январскому и ноябрьскому в Париже в 2015-м или взрывам в аэропортах Брюсселя и Стамбула в марте-июне сего года. С другой стороны, самоиндоктринация отдельных индивидов, которые по биографическим причинам начинают воображать себя солдатами глобального джихада.

Этот феномен, как мне кажется, представляет собой нечто поистине новое. Вдумчивые аналитики ведут в данной связи речь о «саморадикализированных» молодых людях, а также о «мгновенной радикализации». Перед нами психологический кульбит, занимающий от нескольких месяцев до нескольких недель. Соседи не успели оглянуться, а ничем не примечательный (и, кстати, ни разу не замеченный в мечети) юноша отрастил «исламскую» бороду, оснастил свой айпад закладками с экстремистских сайтов и вывесил у себя на стене соответствующую атрибутику.

Новизна и, если угодно, скандальность этого феномена в том, что он сводит на нет усилия национальных государств по контролю за своими границами — как политическими, охраняемыми погранслужбой и таможней, так и культурно-символическими, о поддержании которых заботятся национальные системы образования и национальные СМИ. Для людей, вдохновленных идеями террора, госграницы значат примерно столько же, сколько для перелетных птиц или для ядерного облака.

Сегодняшний террор имеет в основном (хотя и не исключительно) исламистскую подкладку. Но было бы неточно объяснять это радикализацией ислама. Скорее, речь должна идти об исламизации радикализма. Если в конце XX века сторонники революционного переустройства мира группировались под красным знаменем, то в начале XXI — под зеленым. Радикальный исламизм играет в наши дни примерно ту же роль, какую в 1970-е играл радикальный марксизм. Тогда всякого рода «красные бригады» терроризировали западную публику потому, что считали, что только так можно побороть капитализм. Теперь эта функция перешла к джихадистам, объявившим своим врагом не только определенный тип общественного устройства, но весь западный мир как таковой.

А коль скоро внутри самого западного мира всегда найдутся люди, желающие свести с ним счеты, ряды воинов джихада никогда не останутся без пополнения. И был ли очередной массовый убийца действительно завербован хитроумными проповедниками или эволюционировал до человеконенавистничества своими силами — вопрос не столь принципиальный.

Владимир Малахов

29.07.2016

Источник: snob.ru