Феномен тюремной исламизации и «русского ислама» отмечен современными исламоведами (напр. Р.Силантьев) и представляет интерес в свете идеологической/религиозной пустоты современного русского общества при коллосальных технических возможностях для новой мобилизационной идеологии/религии. Мы не защищены от крайне нетерпимых реакционных режимов стран Персидского залива (культурное влияние) и от агрессивных меньшиств, порой проводящих волю извне на территории нашей страны и стремящихся этот вакуум заполнить тем, что кажется верным и полезным. Отсутствие ясной культурной и национальной стратегии опасно для сохранения управляемости страной, уже сейчас мы видим некоторые регионы, связанные с Кремлём едва ли пунктирно. Быть может эти зоны не что иное, как несправедливо проигнорированные очертания грядущего?

«Русский ислам», «русские ваххабиты» — эти словосочетания все чаще звучат с экранов ТВ, мелькают в печатных и электронных СМИ. Явление, которое еще несколько лет назад могло казаться фантастическим, сегодня становится обыденным, повседневным. Как это ни парадоксально, но в последние годы местами распространения радикального ислама становятся исправительные учреждения, а заключенные российских тюрем и лагерей все больше выражают свои симпатии исламским экстремистам. И это касается не только уроженцев Северного Кавказа: все большее число заключенных славянского происхождения склоняется к принятию ислама в его радикальном варианте.

В марте 2012г. ряд информационных агентств передали сообщение о том, что в одном из исправительных учреждений Ульяновской области совместными действиями сотрудников МВД, ФСБ и ФСИН была пресечена деятельность ячейки международной террористической организации «Имарат Кавказ». Численность ячейки составляла порядка более 20-ти человек, изъято большое количество религиозной литературы радикального мусульманского толка, компьютерная техника и информация на электронных носителях, символика «Имарата Кавказ».

Сенсация? Не совсем: те, кто в силу определенных причин знает о жизни в тюрьмах и колониях не понаслышке, вряд ли будут удивлены. Радикальный ислам давно пустил свои корни в российской исправительной системе, в том числе и в Ставропольском крае. Долгое время оставаясь в лагерной тени, деятельность мусульманских фундаменталистов сейчас начала приносить ожидаемые ими результаты. В данном материале мы постараемся проанализировать причины распространения радикальной исламской идеологии в тюрьмах Ставрополья и проиллюстрируем их реальными портретами новообращенных «русских мусульман». Но обо всем по порядку.

Пятигорский «Белый лебедь» и Ставропольский централ

Несомненным фактом является то, что в тюрьмах Ставропольского края (Пятигорском и Ставропольском централах) мусульмане составляют значительный процент арестантов. Особенно это касается «Белого лебедя» — тюрьмы, расположенной в Пятигорске. Но дело собственно не в исповедании заключенными ислама как такового, а в том, что все большее распространение здесь приобретает его радикальная разновидность – ваххабизм, или правильнее – салафизм.

Возможно, это прозвучит цинично, но почва для радикализации религиозных взглядов находящихся в пятигорской тюрьме мусульман невольно готовится теми, кто усиленно борется с ваххабитами, отправляя их в места лишения свободы. Ведь значительный процент лиц, арестованных в республиках Северного Кавказа по обвинению в принадлежности к экстремистским группировкам, направляется на содержание почему-то в следственный изолятор г.Пятигорска. Нередко даже в тех случаях, когда следствие либо судебные слушания проходят в одном из соседних регионов. За примерами далеко ходить не нужно. В пятигорском «Белом лебеде» на протяжении нескольких лет содержались т.н. «двенадцать воинов аллаха», обвинявшиеся в участии в нападении боевиков Ш.Басаева на Назрань в июне 2004г. (судебный процесс завершился в феврале 2011г.). Несколько позже здесь же находились 11 боевиков «малгобекского джамаата», суд над которыми проходил в апреле текущего года в Ингушетии. И это далеко не полный перечень исламских радикалов прошедших через пятигорский централ: на смену одному «поколению» уже осужденных и отправленных в колонии экстремистов приходят другие. И направляют салафитов в пятигорский изолятор целыми группами. Практически в полном составе сюда попадают все фигуранты расследуемых в соседних республиках уголовных дел экстремистского и террористического характера (как в двух вышеупомянутых случаях).

Как они сидят: братство и солидарность

Мусульманские радикалы, доставленные в следственные изоляторы и исправительные учреждения Ставропольского края из северокавказских регионов, вне всякого сомнения, являются одной из самых организованных и сплоченных групп арестантов. Сразу следует оговориться: «братьями» считаются далеко не все мусульмане, а исключительно так называемые «салафиты», то есть сторонники «чистого ислама», в простонародье именуемые ваххабитами. Автору этих строк неоднократно приходилось слышать от заключенных не-кавказского происхождения (например, узбеков, татар или азербайджанцев) о том, что мусульманство в их республиках отличается от того ислама, который они наблюдают в тюрьмах, а так же наблюдать недоумение в связи с отказом кавказцев совершать положенный намаз вместе с другими заключенными-мусульманами. «Это ваххабиты!» — подводят в таких случаях итог своим наблюдениям те, кто не согласен с салафитской трактовкой ислама.

Можно смело сказать: в некоторых камерах ставропольских тюрем реально существуют маленькие джамааты (общины) салафитов, члены которых не только совместно совершают намаз или принимают пищу. Находясь в следственном изоляторе, они устанавливают связи со своими единоверцами, причем не только на территории отдельно взятой тюрьмы, но и с заключенными, уже отбывающими наказание в исправительных колониях, в том числе и за пределами края. Благо, что возможностей для этого в тюрьмах предостаточно.

Недостатка в «духовной пище» тюремные джамааты не ощущают. В ходу самый широкий выбор литературы: от вполне официальной — Корана, биографий пророка и хадисов, до изданий, являющихся библиографической редкостью. Таких, например, как «Китаб ат-Таухид» («Книга Единобожия») или «Религия Ибрагима». Первая книга, кстати, написанная небезызвестным Мухаммадом ибн Абд аль-Ваххабом, является краеугольным камнем идеологии салафитов и входит в Федеральный список экстремистских материалов. Достать ее в свободной продаже невозможно, но в ставропольских тюрьмах ознакомиться с содержанием «Книги Единобожия» вполне реально..

Как попадает в ставропольские тюрьмы и колонии подобная «просветительская» литература? На самом деле не нужно никакой конспирации, потайных отделений в арестантских сумках и взяток сотрудникам исправительных учреждений. Схема гораздо проще, чем может показаться на первый взгляд. Еще не осужденный, находящийся под следствием человек, направляется на место совершения инкриминируемого ему преступления, где размещается в КПЗ при местном ОВД. Во время нахождения в КПЗ подследственный или подсудимый спокойно получает передачи от родственников, друзей и единомышленников. Естественно, что идейному человеку будут переданы не только продукты, «братья» помогут наладить и идеологическое направление. Что же касается проверяющих передачи сотрудников МВД или ФСИН, осуществляющих досмотр арестантов после возвращения в изолятор, то они вряд ли что-либо знают о том, какие книги входят в упомянутый выше список экстремистских материалов и уж точно не следят за его обновлением.

Возвращаясь к теме «тюремных джамаатов», следует отметить, что их члены не проявляют агрессии в отношении сокамерников иных конфессий. Возможно, это связано с тем, что религиозные взгляды в тюрьме – дело исключительно личное и навязывать кому-либо свои убеждения здесь «по понятиям» недопустимо. «Братья»-мусульмане охотно идут на контакт, поддержат разговор о вере, объяснят все преимущества ислама над другими религиями, а так же «чистого» ислама (Таухида или единобожия) над официальным, государственным. Они охотно поделятся имеющейся литературой, а если необходимой книги нет в наличии, то постараются достать ее в других камерах или «затянуть с воли». Диалог выглядит вполне мирно и доброжелательно. Кажется, что исламское братство раскрывает тебе объятия и готово принять в свои ряды. Но так ли все просто, как кажется на первый взгляд?

Чтобы ответить на этот вопрос, следует пристальнее присмотреться к тем, кто, не будучи мусульманином от рождения, решил встать под знамя пророка лишь очутившись в местах лишения свободы.

Забрасывать ли блудниц камнями?

Роману 27 лет, осужден на 4 года за умышленное причинение тяжкого вреда здоровью. Ситуация, приведшая его на тюремные нары абсолютно банальная: вернувшийся домой Роман застал супругу с другим мужчиной. Жену Рома побил, а вот соперника подстрелил из охотничьего ружья. За что собственно и сел. На свободе у него остались двое малолетних детей, мыслями о которых он перегружен. Больше всего любит говорить о том, что сделает все для того, чтобы лишить жену-изменницу материнских прав. Другая тема, которую с удовольствием обсуждает заключенный, это собственное намерение принять ислам.

Роман еще не отошел от христианства официально, но сменить веру твердо намерен. «С точки зрения мусульманской религии я совершил благое деяние – наказал блудницу. Христианство учит прощать, подставлять другую щеку, не осуждать. А ислам не требует терпимости к развратникам и грешникам…» — мотивирует свое намерение Роман. В процессе беседы я интересуюсь, насколько он изучил основы той религии, которая стала столь мила его сердцу. Мой собеседник заметно смущается: «Ну, я пробовал читать Коран. Но, если честно, прочел немного. Зато полностью прочел книгу о пророке Мухаммаде…» В процессе дальнейшего разговора выясняется, что это была тоненькая брошюрка объемом в 50-60 страниц.

А еще Роман пробовал молиться и совершать намаз вместе с содержащимися вместе с ним в камере кавказцами, сделав, таким образом, первые шаги к новообращению. Об «Имарате Кавказ» слышал мельком, но считает, что джихад должен вести каждый мусульманин, а освободить кавказские земли от путинско-чекистской диктатуры – святое дело.

После перевода в другую камеру отношения с новыми сокамерниками-мусульманами не заладились: кавказцы неохотно рассказывают ему об исламе, не приглашают вместе совершать намаз, не питаются за одним столом с ним. Но заключенный не унывает: «Ислам я приму, хоть после приезда в лагерь, хоть на воле. Я так решил» — говорит он. Я интересуюсь, был ли Роман верующим человеком до того, как попал в тюрьму. «Да!» — горячо уверяет меня он – «Я и в храм ходил, и жену свою туда водил, и детей мы крестили. Но теперь я вижу, где истинная вера и, вернувшись домой, обязательно буду рассказывать о ней своим детям. Пусть с детства учатся видеть истину!».

Кто нужен радикалам

Беседы с Романом оставляют грустное впечатление: человек откровенно сломлен, мысли о доме, о неверной жене, воспитывающей его детей, о том, что рядом с ней, возможно, находится другой мужчина, не дают ему покоя. Он усиленно пытается найти тех, кто разделяет его стремление наказания грешников в этой, земной жизни. В одной камере он их находит, а вот в другой будущие единоверцы отворачиваются от Романа.

Что ж, возможно Рома готов принять ислам в его радикальной форме, но нужен ли он моджахедам, чья цель – продолжение ведения священной войны в любых условиях? В его случае ответ, как ни странно, напрашивается отрицательный.

Мне объясняли, что исламские радикалы привлекают в свои ряды далеко не всех: да, смертники-шахиды нужны в деле священной войны, но это люди способные на поступок, а пойти на смерть во имя идеи способен далеко не каждый мусульманин; еще нужны люди умеющие думать, общаться, наделенные даром убеждения – идеологи и проповедники, те, кто будет нести свет истины неверным, а так же поддерживать веру в уже обращенных. Это интеллектуальная и боевая элита салафитов, своеобразные брахманы и кшатрии ислама. А зачем нужны те, кто не способен на подвиг, кто только болтает и пытается оправдать совершенные ранее поступки нормами религии? У кого не хватает сил и терпения постигать Коран или «Книгу Единобожия»? Это — лишний груз, балласт. Тем более, в тяжелых тюремных условиях. Войне требуются сильные и умные. А джихад — война за веру — не прекращается ни на минуту.

О тех, кто нужен радикалам, кто может стать лидером и авторитетом «русских ваххабитов» — следующая история.

Его не сломила война…

Андрей – вне всякого сомнения — самый интересный из всех известных мне случаев обращения русского человека к радикальному исламу. К своим 38 годам он успел многое: профессиональный военный, принимавший участие в двух чеченских компаниях (естественно, на стороне федеральных сил); попал в плен к боевикам, откуда бежал, ликвидировав приставленных к нему охранников; после увольнения из армии возглавлял службу безопасности в одной из солидных частных компаний. В тюрьму попал по обвинению в причастности к организации заказного убийства, согласно приговору суда получил 15 лет с отбыванием наказания в колонии строгого режима. Во время следствия и суда содержался в пятигорском и ставропольском централах.

В Пятигорске попал в одну камеру с теми, с кем воевал в Чечне – ваххабитами. Сильный духом и физически крепкий, Андрей не сломался и выдержал испытание на прочность. Казалось бы – тюрьма еще больше закалила и без того железного человека. Его отношение к ваххабизму было однозначно отрицательным: «Мы воевали с теми, кто убивал мирное население в Буденновске и детей в Беслане. Они пытают пленных и режут горло беззащитным. Разве это люди? Посмотри, если в тюремную камеру попадает скинхед, то его спокойно можно «вломить», это «по-понятиям». Но почему нельзя «вломить» ваххабита? Если можно так поступать со скинами, то и с ваххабитами следует поступать аналогично».

Андрей рассуждает умно, грамотно излагает свои взгляды. Он рассказывает, как в камеру, где он сидит, посадили парня, который попав в тюрьму, собрался принять ислам. Вместе с мусульманами молился, читал религиозную литературу, пробовал освоить правила чтения Корана на арабском языке. «А потом его перевели в нашу «хату». Я бы его лично удавил, но это запрещено – «не по понятиям». А вообще-то следовало бы…» — для Андрея словосочетания «русский мусульманин», а тем более «русский ваххабит» — звучат как оскорбление памяти всех тех солдат и офицеров, которые отдали свои жизни, воюя в Чечне, ликвидировали группировки сепаратистов в Дагестане и Ингушетии.

Но Андрей стал Али…

После провозглашения приговора Андрей был направлен отбывать наказание в одну из колоний Тульской области. Долгое время никаких новостей о нем не поступало. Каково же было мое удивление, когда недавно в личной беседе один из наших общих знакомых сообщил, что после прибытия в лагерь Андрей принял ислам и взял себе мусульманское имя Али. На вопросы друзей и знакомых он теперь отвечает: «Если ты верующий человек и искренне веришь в Бога, то тебе обязательно нужно прочитать Коран. Если ты поймешь его правильно, то все встанет на свои места и станет ясно, что ислам – единственно истинная религия». Салафитская община колонии радостно приветствовала новообращенного мусульманина. Еще бы: бывший спецназовец, боевой офицер принимает «истинную веру»!

В лагере Андрей продолжает поддерживать великолепную физическую форму, набрал группу из числа заключенных, которых обучает рукопашному бою. Утверждает, что тренирует всех, независимо от национальной и религиозной принадлежности. Возможно. Но только чему еще, кроме боевых искусств может обучить грамотный наставник? Ведь тренирует он не только тело, но и дух. Далеко не каждый славянин прислушается к религиозным поучениям кавказского проповедника. А если духовные беседы начнет проводить свой, русский человек, с богатым жизненным опытом и интересной биографией? Такая личность может стать не просто тренером, но и поможет окончательно определиться с выбором религии. Не случайно в середине 90-х годов прошлого века увлечение буддизмом и псевдо-восточными культами для многих начиналось с занятия восточными единоборствами.

На фотографиях, сделанных в лагере Али-Андрей позирует, находясь в группе бородатых мужчин, подняв вверх указательный палец правой руки. У салафитов этот жест означает: «Аллах един! Нет Бога, кроме Аллаха!».

Почему ваххабизм?

Почему именно радикальный ислам получает столь широкое распространение в местах лишения свободы? Ведь доступ в тюрьмы и лагеря имеют священнослужители всех без исключения конфессий, включая евангелистов и пятидесятников? На тему распространения ваххабитских идей в молодежной среде написаны десятки статей, книг, проводятся круглые столы и конференции. Но тюрьмы и лагеря это особый, отдельный мир, со своим неписаным уставом и «понятиями». Нормы жизни здорового человеческого общества к нему применимы с существенной натяжкой. Потому и представления о салафитах и их борьбе за создание «Имарата Кавказ» здесь носят совсем иной характер, нежели это представляется людям, находящимся по ту сторону тюремного забора.

Можно попробовать ответить на поставленный выше вопрос, проанализировав такую сложную часть криминальной психологии, как взаимоотношения между заключенными и тюремной, либо лагерной, администрацией. Известно, что существует извечное противостояние криминального мира и правоохранительных органов. Мир арестантов и заключенных противостоит миру «силовиков», т.е. системе. Как это ни парадоксально, но исламское подполье так же противостоит той же самой системе – в первую очередь, органам МВД и ФСБ. Ни для кого не является секретом, что в последние годы его активисты переключились на борьбу с представителями власти, оставив в прошлом рейды, подобные буденновскому и бесланскому.

И это не может оставаться незамеченным представителями криминальной среды, в первую очередь – этнических ОПГ. Здесь уже срабатывает правило: враг моего врага – мой друг. Мне лично доводилось слышать слова одного из заключенных ставропольского централа, занимавшего видное место в арестантской иерархии, о том, что боевики, совершившие нападение на Назрань летом 2004г., «сражались против ментов и эфэсбэшников», а не против своих сограждан.

Системный ислам, находящийся под покровительством государства, а соответственно чиновников и силовиков, не может вызвать уважения у тех, кто попал в жернова этой самой системы. Совсем другое дело – исламские радикалы, считающие себя не просто заключенными, новоеннопленными, не уголовными преступниками, но политическими, жертвами режима. Это придает им своеобразный романтический ореол мучеников за идею, борцов против тирании полицейского государства.

Под крылом «борцов за идею»

Тюремный мир суров. Главное правило здесь – «кто не с нами, тот против нас». Сотрудничество заключенных с администрацией не просто не приветствуется, оно наказывается. Человек, пошедший на такое сотрудничество, никогда не будет считаться «честным арестантом». Некоторые не выдерживают строгих условий тюрьмы или лагеря – ломаются, идут работать «на хозяина», т.е. администрацию. Другие наоборот – пытаются подтянуться ближе к «авторитетным людям» — положенцам, смотрящим и т.д.

Учитывая уже упоминавшийся момент определенного признания боевиков-исламистов «своими» в криминальном мире, то сближение заключенного не-мусульманина с «борцами за веру и свободу» может сыграть определенную положительную роль. Это касается, в первую очередь, тех случаев, когда арестант надломлен морально и физически, ощущает чувство собственной ненужности, особенно остро переживает оторванность от семьи и друзей, не может найти родственную душу.

Мне удалось пообщаться с тем самым «неофитом», о котором рассказывал Андрей. Дмитрию 23 года. Он получил относительно небольшой срок и провел в ставропольской тюрьме около года. По его словам, очень тяжело переживал изоляцию от общества, отсутствие поддержки с воли, невозможность общаться с друзьями и любимой девушкой. Тут-то на него и обратили внимание «братья-мусульмане». Пригласили вместе питаться, делились продуктами, попутно вели просветительские беседы о достоинствах салафитского ислама. Незаметно Дмитрий стал не только прислушиваться к мудро звучащим фразам, но также совершать намаз, молиться, начал читать Коран под руководством бдительных сокамерников. В общем, сделал первые шаги к обращению.

Затем последовал перевод в другую камеру, где большинство арестантов были славянами. И вот здесь возникли проблемы: переход в другую веру не был положительно воспринят новыми соседями. Как сказал Андрей: «Вломили бы, но это не по понятиям!». Снова наступило время одиночества и переосмысления духовно-нравственных ценностей. Я спросил, будет ли Дима придерживаться норм ислама после освобождения? Он грустно пожимает плечами и неуверенно отвечает: «Скорее всего – да». Но эта неуверенность обнадеживает. Возможно, у парня получится вырваться из сложной религиозной западни, в которую он сам себя загнал. Только какими душевными муками и моральной ломкой это будет сопровождаться?

«Русский ислам» сложная тема. Раскрыть суть этого явления в рамках одной газетной публикации невозможно. Статистические данные увеличения мусульманской уммы за счет славянского населения крайне противоречивы. Нарисовать психологический портрет среднестатистического «русского ваххабита» так же довольно сложно. Но все чаще говоря об организаторах и исполнителях террористических актов в разных регионах России, звучат русские имена и фамилии. Виталий Раздобудько, Мария Хорошева, Павел Косолапов, Виктор Двораковский не принадлежали к национальностям, традиционно исповедующим ислам.

Что толкает славян отказаться от религии отцов и дедов и полностью поменять собственные взгляды на окружающий мир? Сознательный ли это выбор людей, занятых богоискательством или исключительно влияние среды, в которой можно оказаться в силу жизненных обстоятельств? В любом случае, религия это не одежда, сменить которую можно в любой подходящий момент. Отсутствие исторической памяти, нежелание знать и любить свою национальную историю, культуру, традиции предков, в сочетании с желанием кардинальных социально-политических перемен – вот та взрывоопасная смесь, которая приводит к распространению «русского ислама» и все чаще выплескивается на улицы российских городов в виде террористических актов.

«Русский ислам» как явление – несомненный признак болезни современного общества. И те, кто этому обществу противостоят, уверены, что знают единственно верный способ его лечения.

Ростислав ВОЛЬФ

опубликовано в еженедельнике «Ставропольский репортер» №41(148) от 16 октября 2012г.