29 февраля спецпредставитель США по Афганистану Залмай Халилзад и заместитель лидера «Талибана», глава катарского политического представительства талибов мулла Абдул Гани Барадар подписали мирное соглашение. Согласно этому договору, американцы ставят себе цель за 14 месяцев вернуть на родину весь свой афганский контингент. В следующие три месяца, в рамках первого этапа выполнения договоренностей, американцы планируют оставить сразу пять военных баз и сократить свое присутствие ровно на треть. Кроме этого, будет осуществлен массовый обмен пленными. Помимо освобождения заложников, талибы должны будут максимально обеспечить спокойствие в стране и будущее мирное сосуществование с сегодняшними официальными властями.

Является ли этот документ очередным популистским ходом Трампа, подчищающего хвосты перед выборами, или же это качественно новый миротворческий жест США, стабилизирующий «Большой Ближний Восток»? По оценкам экспертов, американский выход из выжидательных позиций – одновременно и пиар-ход перед выборами, и разумная политика по прекращению античеловеческого проекта «Афганистан».

Мнения общественности, в которых все поддерживают завершение войны, разнятся в своих оценках. К примеру, представители Тегерана, глава иранского МИДа Мохаммад Джавад Зариф и его коллега Аббас Мусави, в один голос и в свойственной им манере кричат о капитуляции США, о том, что ослабевшие Штаты готовы на всё, чтобы выйти из надоевшей им войны, на которую они потратили почти триллион долларов. С другой стороны, государства Европы, Россия, а также Китай и Япония поддерживают инициативу американского лидера, но заостряют внимание на адекватном выходе из конфликта: с удержанием позиций, с соблюдением всех условий. Весь мир выступает за окончание этой войны, ведь люди устали от афганского брожения.

А тем временем человечество тяготится другим конфликтом – неимоверно затянувшимся и постоянно саднящим израильско-палестинским противостоянием. Нахватав обязательств в Израиле, Трамп обращает внимание на «идентичный» афганский кейс с несколько отличающейся географией. Эти конфликты проходят почти одновременно, другими словами, длятся на протяжении полувека. Афганская гражданская война, как и израильско-палестинский конфликт, имеет колониальные корни. В боях с советскими войсками, во внутренних сражениях с антагонистичными племенами выкристализировались к 1994 году те, кто обозначил себя именем «Талибан» («ученики», «последователи»). В 90-х они преподали миру жестокий урок, расправившись с остатками советских ставленников, а заодно и с моджахедами. С этого момента началась золотая и безраздельная эпоха Талибана, которая закончилась только с введением войск США, искавших в Афганистане Бен Ладена. Повторения этого «золотого века» страшится сегодня цивилизованный мир, афганская интеллигенция, кабульские женщины и все исследователи, занимающиеся проблемами Афганистана. Именно этому беспределу противостоит фактически заградительный американский договор.

Трехсторонние противоречия

Кажется, что талибы из-за своей неоднородности не способны обеспечить спокойствия даже в течение недели после заключения мирного соглашения. Так, в среду 4 марта США впервые за 11 дней нанесли авиаудар по позициям Талибана в провинции Гельманд – ответ на агрессию радикального талибского крыла, направленную на правительственные войска. На этом фоне инициатива Трампа выглядит наивной попыткой помирить всех со всеми, отражающую де факто войну всех против всех.

Научный сотрудник Центра изучения стран Ближнего и Среднего Востока РАН, кандидат исторических наук Омар Нессар замечает: «Эти атаки показывают очень много противоречий между теми договоренностями, которые США заключали с талибами с одной стороны и с официальными властями – с другой. Возникает парадоксальная ситуация, когда некоторые положения этих двух соглашений конфликтуют друг с другом».

Сегодня подобные вспышки межафганской ненависти и ответы США – уже не новость. Заштатными стали и ответы Штатов. Весь этот талибский интер-джихад, священная война на периферии американского внимания, – лишь повод для американцев не спешить с желанным выходом из Афганистана. Нынешний Кабул для талибов – сосредоточие кафиров и неправоверных, «лицемерных» мусульман. Никакая дипломатия не втолкует бойцам Талибана, что за 14 месяцев они должны изменить свои взгляды и объединиться с теми, кого презирали так долго.

Этот мир живёт средневековой клановой борьбой. Талибан активно продвигает хаос этой борьбы, и в этом его главная опасность и слабость: методы, которыми пользуется Талибан внутри страны – исключительно силовые. Что комфортно для террористической организации, невозможно для государственного механизма, с которым основные ближневосточные и центральноазиатские акторы намерены вести отношения. Этот метод упорно не замечается сегодняшними оптимистами, тогда как скептики видят в насилии главное препятствие для светлого будущего с Талибаном. Это подтверждается новыми атаками – пока что единственной формы межафганского диалога.

Сумятица в верхах

Талибан говорит о желанном мире для всего Афганистана, вынося при этом за скобки кабульское правительство. В своей статье в «Нью-Йорк Таймс» под заглавием «Чего мы, талибы, желаем» заместитель главы движения Сираджуддин Хаккани поддерживает вариант мирного урегулирования и переговоров США. Однако в его тексте нет ни одного упоминания официального правительства Афганистана, хоть он и пишет про объединение всех афганцев. Этот факт, косвенно, но говорит нам об игнорировании проамериканских афганских властей.

Невнятное правительство Афганистана – главная причина международной легитимизации Талибана. По сравнению с американо-талибской сделкой выборы в Кабуле, явка на которые с трудом достигла 15%, – фарс. На фоне диалога двух сил в Дохе, в официальном Афганистане мы видим две откровенно провальные кампании, вбросы на местах и комичные в своей параллельности инаугурации – президента Исламской республики Афганистан Ашрафа Гани и главы исполнительной власти Абдуллы Абдуллы. В поддержку доктора Абдуллы проходило множество шествий на подконтрольных официальной власти территориях. Уже бывший глава исполнительной власти (Гани лишил Абудуллу должности) – демократический лидер, признанный либеральной прослойкой. Программа Абдуллы включала создание инклюзивного правительства. Однако сейчас предвыборные обещания двух афганских аксакалов корректируются, ведь нынче у Афганистана два сепарированных друг от друга правительства.

«В проигрыше опять остается Кабул, – отмечает Омар Нессар, – на фоне неразберихи в высших эшелонах власти происходит неравноценный обмен заключенными. Посмотрите на первый пункт соглашения – освобождение пяти тысяч талибов заключенных. В обмен на это они отпустят тысячу пленных. Слабость одних и усиление других – вот что мы видим. Все дальнейшие пункты тоже составлены так, что они усиливают позиции талибов».

Если даже обратиться к тексту соглашения и представить, что несмотря на все реалии, талибы все-таки начнут интегрироваться в политическую систему, то именно за счет этих внутри-правительственных конфликтов они станут основной политической силой Афганистана. Разумеется, этот сценарий смотрится выигрышнее, так как обещает бескровный путь развития Афганистана, но, во-первых, все демократические новообразования в этой стране будут со временем редуцированы, а во-вторых, никто не застрахован от талибской ремиссии к его приступному прошлому. Демократия отмирает куда охотнее, нежели забывается легкий путь насилия.

«Какой инструмент в руках «Талибана» сейчас? – задается вопросом Омар Нессар и тут же отвечает на него, – Насилие. Силовой инструмент. Предполагается, что они откажутся от этого метода. Давайте себе представим, что они избавились от насилия: и что же они имеют? Ничего, абсолютно ничего. Да, можно сказать, что они могут разыграть на местах националистическую и религиозную карту, но в этом случае у них появится масса конкурентов, среди которых талибы явно не станут доминирующей политической силой».

Потенциальный контроль

США и Трамп не зря делают ставку на «Талибан». Эта организация – единственная сила, которая потенциально способна консолидировать Афганистан. По факту этнос, экономика и религия находятся в руках одной силы – «Талибана».

Сорок с лишним лет тлеют афганские поля, разнося по свету семена мака и терроризма, религиозные споры и споры новых конфликтов. Гражданская война, созданная вокруг одних идей, давно перемолола их, взрастив несколько генераций недолговечных идеологий. И сегодня снова наиболее влиятельной идеологической константой этого общества является «Талибан».

В отличие от Исламского государства, «Талибан» не ставит целью общемировую мусульманскую экспансию. Талибы фокусируются на Афганистане и пограничных территориях и опираются на пуштунов – наиболее многочисленную народность этой страны. Законы шариата, упор на их буквальное соблюдение, религиозная чистота и джихад, то есть священная война с неверными (в том числе и с «лицемерными» мусульманами) – столпы религиозных представлений Талибана, сооружаемые местными вероучителями. Религиозно-племенной характер, обеспечивающий фундамент этого движения, говорит о стремлении талибов к созданию квази-халифата иранского типа.

Иранский доминион и его влияние на весь арабский мир – притягательная, но пока несбыточная модель для Афганистана с точки зрения Талибана. У организации нет ни ресурсов, ни сил сломить общемировое сопротивление. А самое главное, нет достаточной степени единства взглядов.

Талибский кластер неоднороден. Его зонтичная структура при самой широкой оптике делится на афганский и пакистанский «талибаны». По сути, это две разные организации. Внутри Афганистана присутствует дробление на структурные звенья, отличающиеся по степени экстремизма. Внутренняя конкуренция кланов и талибских элит не мешает организации давать консолидированные решения, однако создает некоторую хаотичность, провоцирующую к паразитированию на «Талибане» мелких военизированных и криминальных объединений, по сути не имеющих к нему отношения.

За последние несколько лет этническая составляющая стала выходить на передний план, иногда затеняя религиозный аспект. Для пуштунов, узбеков и прочих народов этой многонациональной страны этнос стал фактором, определяющим их политическую жизнь.

Если бы талибы отталкивались от ИГИЛовских представлений, то знаменатель этноса исключался бы из рассуждений, и борьба шла бы не только за Афганистан. Фиксация на этносе делает талибов более сговорчивыми, более последовательными и менее экстремистскими. Но, самое главное, в том числе и для США, – это не выводит их за пределы Афганистана. Внутреннее единство религиозных и этнических взглядов – вот к чему должен прийти Талибан, чтобы обеспечить спокойствие в регионе.

Ведущий научный сотрудник ИВ РАН, доцент МГИМО, кандидат экономических наук Нина Мамедова обращает внимание: «В американском проекте многое будет зависеть от того, какие позиции займет духовенство. Как с ними найдет язык общий Талибан. Духовенство – реальные и просвещенные деятели. Советский Союз не слышал их. В 1996 году их тоже не услышали. Фактор духовенства – то, что нельзя игнорировать в этой стране, чтобы не повторить ошибок предыдущих кампаний».

Тяжеловесность организации и ее идеологии мобильна и вымуштрована годами борьбы за свое существование. В отличие от несамодостаточного официального правительства, талибская стратификация – жизнеспособный организм, с которым необходимо выстраивать диалог на новом уровне. Религия и этнос, некогда обеспечившие единство Ирана – ключи к афганскому спокойствию. Все остальные сценарии предполагают продолжение гражданской войны.

«Если талибы захотят усилить свои позиции, вернуться к былой власти, думаю, это будет очень тяжело сделать в том виде, в каком они пришли в 90-х годах, – замечает Омар Нессар, – Они и сами это прекрасно понимают. И афганское общество изменилось, и Афганистан, и политики. Подобная попытка может привести к обострению ситуации, к гражданской войне. Многие политические силы, в том числе, представляющие интересы непуштунского населения, будут в этом случае бороться против Талибана».

Русский след

У России, как и у всякого регионального доминиона, в приоритете – безопасность границ, прилегающих к территориям, на которые она оказывает непосредственное влияние. Вменяемый, консолидированный, в меру экстремистский Талибан – для России своеобразный центрально-азиатский аналог ХАМАС и «Хезболлы», прикормленных террористических организаций.

Наша страна, маркируя сегодня «Талибан» стандартными для террористов эпитетами, не манкировала встречи с этой организацией. Так, в ноябре 2018 года Сергей Лавров встречался в Москве с одной стороны с представителями умеренного талибского крыла во главе с Шером Мохаммадом Аббасом Станикзаем, а с другой – с некоторыми членами официальной администрации Кабула, образовавшими обозначенный ими тогда «Высший совет мира» – орнаментальный орган, по факту ничего не решающий. Кстати, и Лаврову, и Мохаммаду Аббасу до сих пор вспоминают как сам факт этой встречи, так и слабую ее результативность.

Россия, начав проводить ежегодные встречи (больше напоминающие пресс-конференции) с афганской двуполярной верхушкой (официальная администрация и представители «Талибана»), пока далека от роли медиатора в любых внутренних афганских процессах. Позиция наблюдателя была выигрышной для России с ее подпорченной Афганистаном историей. Оставаясь в этой стране не у дел, мы опосредованно давали США карт-бланш взамен на относительное спокойствие, не осуждая их активность в регионе. Сегодня мы вынуждены инертно поддерживать США в их выходе из афганского узла, впрочем, оговаривая тот факт, что достигнутые позиции не могут быть утрачены и что Афганистан не должен оставаться один на один с непредсказуемым «Талибаном».

В стратегическом плане России невыгодно отсутствие США на территории Афганистана, потому что Америка выступает здесь в качестве некоторого гаранта. А потому и уход Соединенных Штатов создает непонятную ситуацию, которая легко может выйти из-под контроля. Но несмотря на это, Россия все равно фактически поддерживает США. И если американцы покинут регион, то России придется предпринимать собственные меры по контролю ситуации.

Неоколониалистический и устоявшийся термин «Новая Большая Игра» как нельзя лучше ложится на территорию Афганистана. Центральная Азия – кризисный регион, ущербный в каждой своей части. Идущие своим путём бывшие республики СССР, инфицированные афганским опиумом, Синьцзян-Уйгурский автономный район в Китае с агрессивной политикой этой страны в отношении своих же граждан, Пакистан и мусульманская Индия – все эти регионы чувствуют близость Афганистана, его террористических формирований, отсутствия образования и вездесущей бедности.

В то же время срединное положение Афганистана выступает еще одним ключом будущего развития и страны, и региона в целом. «Все стратегии Афганистана, – говорит Омар Нессар, – которые в том числе самими афганцами разрабатывались, – все они сводятся к коммуникациям. Аналитики и экономисты считают, что грех было бы не использовать расположение Афганистана – между бурно развивающейся Южной Азией и Центральной Азией, богатой природным ресурсом».

Об этом же говорит и Нина Мамедова: «У нас есть китайский проект «Новый шелковый путь», связывающий весь регион в один транспортный коридор через Афганистан. Пока все находится в планах, потому что страна из Кабула не контролируется целиком. Экономика давно уже военная, конфликтная, как угодно ее назовите. Но она не единая. У нас нет единого национального рынка».

Через грамотное руководство, которое может быть инициировано сделкой, афганский участок «Нового шелкового пути» может принести стране новые источники дохода и стабильный выход национального продукта на мировой рынок.

Сегодня срединное положение Афганистана определяет исключительно успехи общего и регионального наркотрафика. По разным оценкам, доходы от продаж опиума составляют от одной трети до 52 % ВВП Афганистана. Если контрабанду через наземный транспорт еще можно проследить, то переброски по воздуху вообще не поддаются исчислению. Через северный поток – основную жилу оборота наркотиков – именно воздушным путем чаще всего осуществляется как экспорт производных опиатов, так и импорт оружия и химикатов для переработки наркотиков. Геополитическая близость Афганистана определяет наркотический фон на всей территории СНГ. Любая стабилизация ситуации, в том числе и через вариант с Талибаном, снизит производство мака и опиатов. Сегодня при биполярности официального правительства, при вооруженных действиях и террористических акциях, легальная торговля не развивается.

Развитие страны может не относиться напрямую к России, но оно должно определить трансформацию региона в целом, а значит и проекты, которые РФ ведет с другими странами. Но подобные сдвиги не совершаются в пределах одной, даже трамповской сделки.

Сейчас можно говорить только об одном: Афганистан – болото, из которого США не смогут выбраться за 14 месяцев. И можно сказать с большой уверенностью, что на самом деле Соединенные Штаты и не планируют полностью покидать эту страну. Урок Великобритании и СССР, в свое время спешно оставивших наработанные годами позиции, механизмы и людей на расправу фундаменталистам, должен был запомниться Америке. В противном случае – американцы оставляют Афганистан на произвол талибов, которые не в состоянии консолидировать страну и ее разобщенный народ. А значит, будет гражданская война.

Оглядываясь на историю нашей страны, мы слышим эхо нашей Гражданской войны, длившейся всего 4 года, – ничто в сравнении с ужасающе затянувшейся афганской междоусобицей. Наше эхо присутствует в советской безропотности, в разгуле 90х, в сегодняшней инерции. И поэтому нам необходимо понимать, что сорок лет войны в Афганистане, взрастившие три поколения, не знавших мира, не могут завершиться в одночасье.

Евгений ДОБРОВ

19.03.2020

Источник: http://afghanistan.ru