С начала осени 2015 года конфликты между узбекскими и таджикскими военными формированиями на севере Афганистана грозят перейти в фазу полномасштабных боевых действий. Провоцируются они в основном представителями узбекской партии «Джумбиши Милли», возглавляемой являющимся вице-президентом страны Абдулрашидом Дустумом. В условиях Афганистана должность вице-президента во многом формальна, в реальности же действия партии Дустума, опирающейся на растущие среди узбеков и туркмен северо-запада страны пантюркистские настроения и на поддержку турецких спецслужб, угрожают выведением нестабильности у границ СНГ и Ирана на новый уровень.

 Конфликты между узбеками и таджиками в этом регионе, как и связи Дустума с Турцией не являются чем-то новым — таджикская группировка «Джамаати Исломи» и партия Дустума воевали между собой и в 1990-х, и уже в начале 2000-х. Дважды бежав из страны от талибов — в 1997 и в 1998 годах, генерал Дустум всегда находил пристанище и поддержку именно в Турции. Эти связи не просто сохраняются, но стремительно наращиваются сейчас.

Часть1

Возникновение в начале 1990-х годов движения «Талибан» и вся последующая деятельность в этой стране и самого «Талибана», и утвердившихся к началу 2000-х на афганской территории разнообразных экстремистских и террористических групп неафганского происхождения, все это с точки зрения идеологической направленности и, особенно, при оценке мотиваций участников, чаще всего характеризуется с привлечением критерия религиозной радикальности. Религиозный фактор объективно играет в афганских процессах, как и на всем мусульманском Востоке, важнейшую роль, не являясь единственно главным.

Понимание того, что афганский конфликт для своего разрешения требует исключительно переговорных, а не военных механизмов, заставляет вспомнить и о том, что Афганистан — многонациональная страна. И главные причины многолетней войны, помимо глобальных, геополитических, внешних, нужно искать и в плоскости межэтнических противоречий, а не только в противостоянии сторонников радикального религиозного пути развития и приверженцев светских форм развития. Последний стереотип весьма распространен, но принципиально неверен, навязан международному общественному, да и экспертному, мнению и уводит в сторону от понимания реальных путей решения вопроса.

Не являясь единственно доминирующим противоречием в развитии афганского общества, этнический фактор, в то же время, играл и играет чрезвычайно важную роль, он содержит в себе чрезвычайно высокую конфликтогенность, особенно в случаях и в периоды общеполитических кризисов, стимулируемых, как правило, воздействием внешних центров силы.

Изменения этнополитического баланса и пуштунизация

Динамика изменений в этнической структуре населения Афганистана на протяжении примерно полутора веков оказалась достаточно высока. Важным итогом периода басмаческого движения и среднеазиатской эмиграции в Афганистан 1920-1930годов стал, например, тот факт, что численность непуштунских этносов значительно выросла, возникла потребность в адекватном юридическом закреплении произошедших изменений этнополитического баланса. Политическая система монархического феодального государства подобную возможность исключала, шло дальнейшее накопление противоречий в этнической сфере. Главный концепт правящей элиты в этой сфере опирался на мысль лидера младоафганского движения Махмуда Тарзи о том, что понятие «афганская нация» должно включать в себя все народы и народности, населявшие Афганистан. Предполагалось, что идея единства афганского народа базируется на идее единства всех исламских народов. Примат конфессионального над национальным предполагал и примат государственного над национальным. Каких-то концептуальных изменений во взглядах кабульской правящей элиты на национальный вопрос не происходило вплоть до Саурской революции 1978 года, хотя де-факто пуштунизация усиливалась, государственное все более превалировало над национальным. По-прежнему исключалась сама постановка вопроса о предоставлении какой-либо формы автономии для любого из непуштунских народов. Такой вариант решения национального вопроса — объединение всех народов и народностей на базе исторически сложившейся государственности под флагом унитарного Афганистана — был источником дополнительной напряженности в стране. Пуштунская колонизация афганского Туркестана, подавление хазарейского восстания 1890-х гг., восстания узбеков под руководством Мохаммада Исхак-хана в 1888 г., насильственное обращение нуристанских племен в ислам, — все это поддерживало перманентное состояние антипуштунских настроений среди национальных меньшинств Афганистана и толкало их на путь сепаратизма и восстаний в конце XIX в. и на протяжении всего XX вв. И это было естественным отражением характерной для афганского общества неспособности к унитаризму.

В то же время, по мнению ряда исследователей, этнополитический баланс афганского общества, начавший формироваться на рубеже XIX-XX вв., обеспечивался применением модели гегемонистского доминирования в сочетании с исторически установившимися, естественными механизмами интеграции и ассимиляции, что создавало условия для постепенного преодоления трайбалистских и этнических противоречий в процессе модернизации афганского национального государства. Этот эволюционный процесс был нарушен сначала политикой не лишенного националистического мировоззрения Мохаммада Дауда после переворота 1973 года. По мнению советского афганиста М.С, Слинкина, структура его «теории» не была строго очерчена, но в основном и во многом в более жесткой форме повторяла идеи, имевшие хождение при монархии: национализм, дух «афганства» и исторической пуштунской исключительности присутствовали в первых строках.

НДПА как катализатор политического многообразия партий Афганистана

Внедрение новых, идеологических и политических компонентов в жизнь Афганистана с приходом в 1978 году к власти НДПА подорвало основу традиционного общественно-политического устройства. С одной стороны, новый импульс получил процесс консолидации тех, кто прежде относился к этническим меньшинствам. В этой среде начинали оформляться прообразы политических структур и движений, объединенных по принципам территориальной общности, ориентации на определенного лидера и на определенную внешнюю силу, противостоянии той или иной угрозе, но лишь в редких случаях они не связывалась лишь с этнической принадлежностью. Перенимаемый советский опыт интернационализма не мог дать быстрого эффекта в условиях афганских реалий того периода. С другой стороны, это вызывало (чаще латентно) раздражение в пуштунской среде, не способствуя формированию кроссэтнических политических групп.

Впрочем, дифференциация по этнической принадлежности существовала и в антиправительственной среде. Например, лидер партии «Хезби Исломи» Гульбетдин Хекматиар был широко известен своим высказыванием: «Я сначала пуштун, а затем — мусульманин», ярый пуштунский националист, он, при этом, будучи выходцем с севера, никогда не был тесно связан с пуштунской племенной системой.

Внутренние противоречия после вывода советских войск

Ну, а еще более важной трансформацией всего сложного внутриафганского этнополитического баланса стала ситуация начала 1990-х годов. Первым, кто ощутил для себя необходимость восстановления пуштунского доминирования во всей политической системе, включая государственное управление и армию, был президент Наджибулла. Разочаровавшись в социалистической идеологии после вывода из страны советского военного контингента и фактического прекращения советской помощи, именно он начал предпринимать попытки, направленные на восстановление роли пуштунов в государственном управлении. Это не могло не вызвать контреакции со стороны этнических меньшинств.

К апрелю 1992 года 53-я пехотная «узбекская» дивизия генерала Абдулрашида Дустума и дивизия исмаилитов Сейида Джаффара Надири являлись ключевыми элементами обеспечения безопасности кабульского режима на севере Афганистана. Отряды узбеков и исмаилитов контролировали район магистрали Хайратон-Саланг-Кабул, противостоя силам таджикского «Джамаати Исломи» («Исламское общество Афганистана», ИОА) Ахмадшаха Масуда из Панджшера и формированиям шиитско-хазарейской «Хезби Вахдат» (Партия исламского единства Афганистана, ПИЕА) из Бамиана. Сговор Дустума и лидеров шиитов с моджахедами обеспечил падение Кабула. Кабул был разделен на сферы влияния, контролируемые таджикскими, хазарейскими и узбекскими формированиями. Столь согласованные действия по захвату Кабула трех далеко не лояльных друг другу политических организаций национальных и религиозных меньшинств могли быть объяснены только одним — противодействием угрозе ренессанса пуштунского доминирования.

Узбекская община была едва ли не главным катализатором центробежных тенденций. В том же 1992 году в Мазари-Шарифе состоялся учредительный съезд Национального исламского движения Афганистана (НИДА, «Джумбеши Милли»), возглавленного генералом Абдулрашидом Дустумом. Выступая на съезде, он, в частности, отмечал: «Настало время для того, чтобы все народы Афганистана стали равноправными; хотим решить национальный вопрос в стране путем создания федерального правительства». Положение о будущем федеративном устройстве афганского государства вошло во все основные документы НИДА.

Симптоматично, что именно узбекской и хазарейской общинами — впервые в новейшей истории страны, ранее подобное происходило в далеких 1930-х годах — был актуализирован проект федерализации Афганистана, лидеры меньшинств разработали даже конкретный план раздела страны на четыре федеральные части. Идея федерализации может считаться своего рода индикатором этнополитического состояния афганского общества, возникая в периоды, когда пуштуны как государствообразующий этнос перестают быть военно-политической опорой государственной системы. Сепаратистские устремления Ахмадшаха Масуда и Абдулрашида Дустума, а также хазарейцев, независимо друг от друга, выражали две общие тенденции. Во-первых, усугубление свойственного Афганистану эгоцентризма этносов и регионов. Во-вторых, стал намечаться процесс консолидации интересов политических организаций, не заинтересованных в приходе к власти в стране основных (пуштунских) партий Пешаварского альянса и в реставрации пуштунского доминирования. Предстоящая смена власти создавала серьезную угрозу интересам национальных и религиозных меньшинств, что подразумевало выступление непуштунских организаций против восстановления целостности афганского государства. Однако в формальном плане итогом этого этапа этнополитического процесса стало избрание специально созванной в марте 1993 года «Шурой» (советом) президентом страны сроком на 18 месяцев Бурханутдина Раббани, главного лидера таджикского ИОА. Бурханутдин Раббани становится президентом ИГА, пуштун Гульбетдин Хекматиар — премьер-министром. Впрочем, этот компромисс почти не повлиял на межэтническую ситуацию в силу появления нового фактора афганской политики — движения «Талибан».

Движение «Талибан» как пуштунский ответ нацменьшинствам

Процесс разложения традиционного общественного строя и появление новых форм групповой идентификации и интеграции 1980-х — начала 1990-х спровоцировал мощное противодействие, воплощением которого и стало движение «Талибан». Абстрагируясь от внешнеполитических и общесоциальных факторов его возникновения, в этнополитическом плане образование движения «Талибан» можно рассматривать как симметричный ответ пуштунов, ранее доминировавших во властной элите афганского общества, на возникший политический вызов этнических меньшинств, но, что важно, уже без участия утратившей на тот момент свой политический ресурс традиционной пуштунской аристократии, имевшей некоторый опыт межэтнических компромиссов.

Такая оценка, в принципе, позволяет довольно логично вписать феномен талибов в качественно изменившуюся матрицу развития афганского общества, когда незавершенность процесса этнополитической идентификации и консолидации синхронизируется с переходом от традиционной позднефеодальной к модернистской раннекапиталистической формации. История религии свидетельствует, что не этнонациональные отношения приспосабливаются к религиозной системе, а, напротив, последняя приспосабливалась к ним. Подобный же синкретизм национального и конфессионального лежит, например, в основе давно известных явлений типа пантюркизма.

Хотя сами талибы неизменно отвергали приоритет этнического начала в своем движении: «Так как движение «Талибан» состоит из моджахедов со всего Афганистана, люди образуют свои региональные объединения, и какой язык считается главным на этой территории, на том и говорят управляющие этим регионом. Не возлагается обязанность на талибов говорить на пушту только потому, что я говорю на нем: это очередная провокация со стороны Америки, ISI или террористов против нас», — заявлял мулла Мохаммад Омар. Тем не менее, анализ феномена талибов в социокультурном ключе позволяет оценить движение «Талибан» именно как асимметричный ответ на изменившиеся афганские реалии и в том числе — в сфере межэтнической ситуации. Наиболее остро это проявилось уже в период установления контроля талибов в северных провинциях страны, начиная с 1997 года, когда противостояние приобрело прямой межэтнический характер. Тогда же мулла Омар был вынужден пригласить к переговорам лидеров из традиционной пуштунской элиты — таких как Сегбатулла Моджадади, Наби Мохаммади, Юнус Халес и Сейид Ахмад Гейлани — для создания видимости складывания единого пуштунского фронта против непуштунской правительственной коалиции.

Стремление к консолидации, в том числе и с пуштунами, присутствовало и в правительстве Раббани. 12 августа 1997 года премьер-министром был назначен Абдур Рахим Гафурзаи, пуштун по происхождению, что имело принципиальное значение. 21 августа премьер-министр Абдур Рахим Гафурзаи погиб в авиакатастрофе в Бамиане. Другого пуштунского лидера подобного уровня не было и, таким образом, пропала последняя возможность придать антиталибской коалиции хотя бы формально общеафганский статус: этнический характер войны окончательно стал ее доминирующей оценкой на весь последующий период.

Часть 2

В середине июня нынешнего года в уезде Альмар провинции Фарьяб отряды «Талибана» и узбекской партии «Джумбиши Милли» согласовали действия и выбили формирования таджикского «Джамаате Исломи» из нескольких селений… Вместе с талибами и бойцами генерала Дустума позиции «Джамаате Исломи» атаковали подразделения полиции под командованием губернатора Фарьяба, также члена «Джумбиши Милли»… 26 июня 2016 года в центре уезда Кайсар той же провинции Фарьяб в ходе перестрелки между бойцами «хезишхои мардуми» «отряд самообороны» местного таджикского населения и полицейскими убиты и ранены 15 человек. По словам главы уезда Кайсар Раматуллы Кайсари, конфликт возник на базаре Мейманы между командиром Нурмухаммадом, подчиненным Низомуддина Кайсари, начальника полиции уезда, члена партии «Джумбиши Милли», и командиром местного отряда самообороны Абдурахмоном, «Джамаате Исломи». Местные СМИ сообщают, что в уезде Кайсар с 27 июня закрыты все торговые лавки…

* * *

Усугубление межэтнических противоречий и наличие тенденций к расколу страны — иногда явно, чаще латентно, — является одной из наиболее алармистских, а от того и актуальных, тенденций в Афганистане, получив даже условное наименование как «проект раздела Афганистана». К рубежу 1990-х — 2000-х годов растут противоречия не только по линии «пуштуны-непуштуны», но также между узбекскими и хазарейскими, узбекскими и таджикскими формированиями. Показательными в этом смысле являются события 1998-го и 2001-2002 годов — война «всех против всех» за обладание Мазари-Шарифом.

Борьба за контроль над Мазари-Шарифом

19 мая 1997 г. Абдул Малик, командующий узбекскими формированиями НИДА в Фариабе, открыл талибам западный фронт, на сторону талибов перешли узбекские отряды НИДА, контролировавшие перевал Саланг. 24 мая талибы взяли Мазари-Шариф. Генерал Дустум бежал через Узбекистан в Турцию. Уже 27-28 мая группировка талибов в Мазари-Шарифе была полностью разгромлена отрядами хазарейской ПИЕА и резко поменявшего ориентацию Абдул Малика. Бегство Дустума привела к ослаблению позиций узбеков, их партия «Джумбиши Милли» надолго теряет статус самостоятельного субъекта афганской политики. Формирования «Джамаате Исломи» под командованием Ахмадшаха Масуда во всех последующих событиях, в том числе и после гибели Масуда 9 сентября 2001 года, играют основную роль в войне с талибами вплоть до их полного разгрома и вытеснения в пакистанскую Зону племен к весне 2002 года.

Узбекские отряды, за редкими исключениями, практически устраняются от участия в военных действиях, сил ПИЕА для самостоятельных действий оказывается недостаточно и хазарейцы фактически уходят под общее управление того, что в литературе получило имя «Северного альянса». Исключением становится период с сентября 1997 до августа 1998 года, связанный с попыткой реванша Дустума, вернувшегося из Турции. Ему удается собрать часть своих бывших формирований и установить контроль над Мазари-Шарифом, формально Дустум присоединяется к «Северному альянсу». Однако уже 14 марта 1998 года начались бои между войсками Дустума и хазарейцами, что ослабляет позиции обеих сторон. В августе талибы выбивают войска Дустума из Фариаба, Андхоя и Шибергана, а затем и берут под полный контроль Мазар-и-Шариф и весь северо-запад страны, Дустум вновь улетает в Турцию.

Межэтническая составляющая этого периода находит отражение даже резолюции (№ 1193) Совета Безопасности ООН, где выражено беспокойство в связи с «усилением этнического характера конфликта, сообщениями о преследованиях по этническому и религиозному признаку, особенно против шиитов, и той угрозой, какую это представляет для единства афганского государства». Тогда же, в послании на имя генерального секретаря ООН Кофи Аннана от 30 августа, президент Исламского государства Афганистан Бурханутдин Раббани призвал немедленно направить на север страны независимую группу экспертов для расследования фактов этнического геноцида в отношении населения этих провинций со стороны талибов. Подтвердить или опровергнуть утверждения президента ИГА не оказалось возможным, так как инициатива осталась безответной. Важно отметить, что внимание к межэтнической составляющей войны находится лишь в плоскости взаимоотношений «пуштуны-непуштуны», иные межэтнические противоречия пока внимания к себе не привлекают.

Следующий крупный всплеск противоречий между непуштунскими формированиями относится уже к осени 2001 — весне 2002-го годов, когда на протяжении нескольких месяцев происходят прямые боестолкновения между узбекскими отрядами вернувшегося в страну в ходе событий того периода генерала Дустума и отрядами Северного альянса, эпизодически — между отрядами НИДА и ПИЕА. Главным поводом является контроль над Мазари-Шарифом, хотя очевидно было и тогда, что настоящие, глубинные причины — не в отдельно взятых городе или провинции, они имеют уже вполне исторический характер.

Примерно к середине 2002 года ситуация на севере относительно стабилизируется.

Межэтнический конфликт в национальной армии

Знаковым эпизодом последующей истории межэтнических отношений становятся события 2003 года: 1 октября Кабуле прошла демонстрация офицеров, уволенных по этническому признаку — с целью «сбалансировать этнический состав армии», аналогичная ситуация складывалась и в полиции. 13 октября Хамид Карзай одобрил закон о формировании политических партий, запрещающий военным и полевым командирам заниматься политикой и выдвигать свои кандидатуры на выборах. Как конкретно предполагается исполнять новый закон в условиях, когда провинциями правят этнические лидеры со своими собственными вооруженными формированиями, было неясно. 18 октября командующий 7-м армейским корпусом Ато Мохаммад Нур заявил, что отказывается принять кампанию разоружения, если правительством не будет обеспечена безопасность жизни жителей провинции Балх и их собственности. Генерал Ато Мохаммад Нур заявил, что его войска не готовы сложить оружие в момент, когда отсутствуют гарантии безопасности. В Кабуле принимаю вполне провокационное решение: объединить 7-й и 8-й армейские корпуса, находящиеся под командованием генералов Дустума и Ато Мохаммада, в один корпус — седьмой. Генералу Ато Мохаммаду было предложено «продолжить служебный рост в структурах гражданской власти страны». Мгновенно возобновились столкновения между узбекскими и таджикскими формированиями в Сарипуле.

А в конце ноября того же 2003-го начались демонстрации в знак протеста против проекта конституции страны, в частности, в Айбаке, в провинциях Фариаб и Сарипуль демонстранты несли лозунги призывали к тому, чтобы гимн страны исполнялся не только на пушту, а также на дари, а узбекскому языку был придан статус государственного языка. В начале октября 2003 г. в результате очередной активизации столкновений под Мазари-Шарифом между силами генерала Дустума и Ато Мохаммада только за неделю погибло более 80 человек. Волнения с этнической подоплекой и бои между силами Дустума и Ато Мохаммада продолжаются и в 2004 году.

Одновременно и в самом правительстве существуют резкие противоречия между сторонниками Карзая и представителями этнических групп, особенно таджиков, которых обвиняют в саботировании процесса формирования национальных вооруженных сил, в создании собственной военизированной группировки, а также в стремлении углубить сотрудничество с Индией и Россией. В свою очередь таджики обвиняют Карзая и его пуштунскую фракцию в неспособности принимать самостоятельные решения из-за полной зависимости от США. Появляется определенная вероятность того, что Карзай в критический момент может оказаться без поддержки, каковой был Северный альянс. Если таджики окончательно отказались бы от поддержки Карзая, то власть его мгновенно стала бы эфемерной, несмотря на американские войска. Специфика регионов, которые являются базовыми для таджикских формирований, — естественные и, как показывала история, неприступные укрепления в виде горного рельефа Гиндукуша. Северный альянс может не опасаться окончательного поражения и полной утраты своих позиций. Это обстоятельство делает альянс очень сильным участником афганской политики. Можно не стремиться получить все и сразу, а усиливать свое положение, захватывая власть по частям. У альянса сохраняются и наиболее сильные в стране военные формирования. В тот момент руководители альянса ограничились решением об отказе в поддержке действующему президенту на предстоящих выборах. При этом, если для Карзая проигрыш выборов означал бы политическая смерть, то для руководителей Северного альянса это стало бы всего лишь один из эпизодов борьбы.

Пуштуны против внесения в конституцию прав нацменьшинств

Ярким эпизодом межэтнической проблематики, знаково продемонстрировавшим растущие политические амбиции узбекского меньшинства, стало принятие конституции 2004 года. Пуштунские делегаты выражали свое возмущение тем, что в ход конституционного процесса слишком активно вмешивались представители национальных меньшинств. Дауд Арсала, брат покойного Абдул Хака, заявил, например, что он «решительно против» наделения узбекского статусом государственного языка. По мнению председательствовавшего на Лойя Джирге Сегбатулло Моджадади, этнические разногласия «серьезно осложнили» процесс принятия конституции.

Что объединяло в околоконституционных спорах как непуштунов, так и пуштунских регионально-племенных лидеров, так это вопрос о создании парламентской республики, что, по их мнению, более адекватно реалиям Афганистана, включая и этническую составляющую. Более 200 делегатов Лойя Джирги, представляющих национальные меньшинства Афганистана, голосование за утверждение президентской модели, бойкотировали. 4 января 2004 г. делегатами Лойя Джирги был принят новый основной закон. При этом все основные этнополитические силы и группировки в стране — как пуштунские, так и другие — в большинстве остаются убежденными сторонниками той точки зрения, что региональные интересы должны превалировать над попытками создания всеафганской идентичности.

Инициируемая окружением Хамида Карзая и нарастающая пуштунизация госструктур продлжает отрицательную реакцию непуштунского населения. Это было очевидно и в ходе электоральной кампании 2009 года, и очень ярко проявилась по результатам парламентских выборов 2010 года, когда пуштуны потерпели скандальное фиаско, уступив определяющее большинство в парламенте другим этническим группам. Дальнейшая пуштунизация госвласти была способна привести только к усложнению конфигурации конфликта в целом.

Рост роли непуштунского населения

В этом контексте интересна современная актуализация вопроса о «линии Дюранда». Готовность администрации Хамида Карзая (компромиссная по своей сути) подтвердить признание «линии Дюранда» в качестве официальной афганско-пакистанской границы вызывает негативную реакцию националистических пуштунских кругов и одобрительную — со стороны непуштунских элит. Суть в том, что отказ от претензий на Зону племен и другие спорные территории исключает из потенциального афганского пуштунского электората пуштунскую ирреденту, расположенную восточнее «Durand line», фиксируя ее нынешнюю долю в общей сумме афганского электорального населения. Категорическое неприятие непуштунской элитой переговорного процесса с талибами, в свою очередь, основано на нежелании включения в политический процесс той части пуштунских лидеров, которые сегодня находятся на стороне «Талибана». Все это вкупе лишний раз свидетельствует об изменившейся на протяжении 1980-2000 гг. этнополитической структуре афганского общества и о резком возрастании роли непуштунского населения и соответствующих элит в афганском политическом процессе. При этом, все попытки правительства Хамида Карзая вести переговорный процесс были обречены на конфронтационный результат до тех пор, пока в этот процесс не будут включены непуштунские лидеры и не будут учтены интересы, претензии и амбиции непуштунской части социума. В ином случае сепаратистские настроения и угроза распада страны, реализации центробежных сценариев будут стремительно прогрессировать.

Американский проект «Независимый Белуджистан»

Ряд современных тенденций, происходящих в Афганистане, аналогичны происходившим в бывшей Югославии в 1990-х годах и свидетельствуют о намерениях и готовности американской стороны при определенном стечении обстоятельств реализовать сценарий, тождественный «Дейтонскому».

В американских аналитических центрах давно рассматривается проект сходного характера — «Независимый Белуджистан», декларируемая задача которого — объединить в единое государство белуджское население Афганистана, Пакистана и Ирана. Практически впервые в истории Афганистана, и уж во всяком случае — в новейшее время, афганские белуджи начинают заявлять о себе как о самостоятельной политической силе. Понятно, что в первую очередь, этот проект направлен на хаотизацию ситуации в Пакистане и Иране. В Афганистане белуджей значительно меньше, это лишь часть населения провинции Нимруз, но тема актуальна и с точки зрения сохранения целостности Афганистана как государства, и с точки зрения региональной стабильности в целом. Вообще, федерализация Афганистана рассматривалась в свое время еще в советском руководстве — как вариант урегулирования межэтнических, этнополитических проблем и стабилизации ситуации в стране после вывода советских войск. В частности, изучалась возможность создания «в рамках единого Афганистана таджикской автономии на базе районов проживания таджиков с включением в нее территорий провинций Бадахшан, Тахар, Баглан, части Парван и Каписа», обсуждались вопросы представительства таджиков в высших органах власти страны и формирования «Джамаате Исломи» «регулярных войск таджикской автономии с включением их в состав ВС РА». Отказ от подобного переформатирования Афганистана был связан как с пониманием конфликтности этой инициативы с преимущественно пуштунским правительством и окружением Наджибуллы, так и с осознанием высокой дисперсности расселения этногрупп и очевидной нереальностью администрирования по этнокритериям.

Предпосылки дальнейшего роста противоречий

При этом, если на юге и существуют территориально крупные моноэтничные пуштунские территории, то в центральной части страны и на севере дисперсность оказывается просто зашкаливающей, усугубляясь еще и стремительно растущими противоречиями внутри непуштунского сообщества. Понятно, что эта ситуация активно используется внешними акторами, среди которых с начала 2000-х и особенно ярко – после 2014-го года важным субъектом становится Турция, к нынешнему времени превратившаяся в главного модератора всех процессов среди тюркского населения Афганистана и стремящаяся распространить свое влияние и на пуштунское население.

Часть 3

27 июня 2016 года — на фоне происходящих не один месяц боестолкновений между узбекской «Джумбиши Милли», возглавляемой вице-президентом страны Абдулрашидом Дустумом, и преимущественно таджикской «Джамаати Исломи» — генерал Дустум довольно неожиданно высказал претензии к президенту Ашрафу Гани. Впрочем, адресованы они были опять же не столько президенту и олицетворяемой им пуштунской элите: «… Все знают роль генерала Дустума. Куда делись наши проценты?! У нас нет ни одного посла, нам дали всего два поста глав провинций и то хотят забрать. Это не справедливо. У нас налажены дипломатические отношения со 179 государствами, могли же дать нам хотя бы десять посольств. Ведь мы тоже трудились, принесли голоса. И мы хотим, чтобы от нас было десять послов, чтобы был от нас заместитель министра обороны, внутренних дел…».

Основной смысл этих высказываний от имени тюркоязычного населения Афганистана сводится к кадровым назначениям по итогам президентских выборов 2014 года. Создается впечатление, что речь то идет, грубо говоря, о «дележке портфелей» и фактор межэтнических противоречий вроде бы не является принципиально важным… Полный разбор выступления и последующие комментарии пресс-секретаря Дустума Башира Ахмада Тянча позволяют понять, что передел подразумевается за счет таджикских участников правительства и органов власти от партии «Джамаати Исломи».

О двоевластии

Существующее с осени 2014 года нелегитимное двоевластие в Афганистане, когда официально объявленные итоги выборов были основаны не на исполнении правовых, в том числе конституционных, процедур, а на личных договоренностях претендентов от основных этнических групп, пуштунов и таджиков, это нелегитимное двоевластие давно вызывало критику всех оппозиционных групп в стране. В Кабуле не скрывалось и не скрывается, что в ходе многомесячных торгов 2013-2014 годов удалось лишь достичь компромисса между двумя этнополитическими группами афганской элиты, сумевшими в ходе кампании вырваться из череды других. В ходе электоральной кампании они обрасли дополнительными альянсами, в итоге Ашрафу Гани удалось сформировать сравнительно полиэтничный альянс. Вторым лицом команды Гани на выборах был Абдулрашид Дустум, служивший олицетворением поддержки Гани узбекской общиной. Одна из последующих проблем команды Ашрафа Гани — совмещение интересов традиционной пуштунской племенной элиты с представителями национальных меньшинств, а также с интересами той «технократической» прослойки, которая, как и сам Гани, представляет интересы США, которые собственно и обеспечили Гани президентство. Есть и проблема определенной оторванности Гани от традиционных связей даже в близкородственных ему пуштунских племенных кругах.

Ашраф Гани Ахмадзай принадлежит к так называемой «бейрутской банде» — так неформально называют в Кабуле группу пуштунских лидеров, которых еще в 1970-е годы по стипендиям USAID пригласили на обучение в Американский университет в Бейруте, потом в США. Там им дали возможность поработать во Всемирном банке, в международных организациях, в общем, ввели их в международную элиту. Из этой же группы — Анвар уль-Хак Ахади, Залмай Халилзад, ряд других известных фигур «проамериканского» сегмента афганской политической элиты. Стоит упомянуть, что в команде Гани не последними фигурами были также таджик Ахмад Зия Масуд — брат национального героя Афганистана Ахмадшаха Масуда, и один из лидеров хазарейской общины — бывший губернатор провинции Дайкунди Сарвар Даниш, получивший, как и Дустум, пост вице-президента.

Реалии афганской политической жизни таковы, что любой реальный политик, формируя свой электорат, вынужден учитывать этнический фактор: в команде соперника Гани на выборах, ассоциируемого с панджшерскими таджиками Абдулло Абдулло, был и один из заместителей Гульбеддина Хекматиара в его партии «Хезби Исломи», Мохаммад Ханом, обеспечивший «раиси иджроия» серьезный процент голосов пуштунов в разных регионах страны, во втором туре выборов Абдулло получил поддержку и известного политика Залмая Расула, представляющего авторитетнейшее пуштунское племя мохаммадзай. И в этой команде были хазарейцы во главе с лидером партии «Хезби Вахдат» Мохаммадом Мохаккиком, и узбеки в лице региональных лидеров, входящих не в «Джумбиши Милли» генерала Дустума, а десятилетиями, невзирая на этничность, входившие и входящие в «Джамаати Исломи».

Дустум и его команда

Говоря о соотношении партийного и этнического, важно отметить несоответствие реалиям сложившегося в литературе стереотипа о Абдулрашиде Дустуме как лидере всей узбекской и, тем более, туркменской общин Афганистана. Еще один стереотип, который должен быть преодолен: весьма распространенные представления о том, что со стороны Узбекистана генерал Дустум имел, имеет и будет иметь поддержку, исходя из принципа этнической солидарности. Реальность же такова, что политика Ташкента носит в высокой степени прагматический характер, а турецкие связи Дустума всегда вызывали в руководстве Узбекистана немалое подозрение. Символично, что когда Дустум в первый раз бежал от талибов в Турцию, пограничники РУз довольно долго подержали его в роли просителя на известном погранпереходе Хайратан-Термез, потом лишь предоставив возможность транзита до Стамбула…

Пик политической карьеры генерала Дустума — это короткий период с января 1997 года, когда он заблокировал талибов на перевале Саланг и создал квазигосударственное образование с центром в Мазари Шарифе, до 19 мая того же 1997 года, тогда то Дустум и бежал в Турцию впервые. Это случилось по причине внутриэлитных противоречий в самой узбекской общине, из-за которых один из лидеров узбеков Фарьяба, генерал Абдул Малик, открыл фронт талибам на западе страны. Но и в этот короткий пиковый период узбекские общины северо-востока страны (Кундуз, Тахар, Бадахшан) и центральной части севера (Баглан, Саманган) находились не в составе «Джумбиши Милли», а входили в известный Северный альянс под общим руководством «Джамаати Исломи» Бурхануддина Раббани и Ахмадшаха Масуда. И сегодня эта разнополюсность в политических предпочтениях региональных узбекских общин в целом сохраняется. На последних президентских выборах в противовес команде Гани-Дустума Абдулло Абдулло имел поддержку всех влиятельных семей узбеков Кундуза и Тахара, в том числе известные кланы Ибрахими, Абдурауфа, нынешнего тахарского губернатора Амира Латифа, бадахшанских, саманганских и багланских узбеков, включая близких к ним по происхождению локайцев, кунградов, карлуков…

В поисках компромиссов

Сложность этнополитической картины дополняется и неоднородностью пуштунов. Кандагар, прилегающие Урузган, частично Забол и Гильменд, а также чересполосные в плане племенного расселения районы центрального и южного Афганистана, многие пуштунские анклавы на севере, с точки зрения лияния оказываются для президента Ашрафа Гани весьма проблемными. Кандагарские дуррани всегда занимали в истории Афганистана привилегированное место (что в свое время точно и безукоризненно зафиксировал авторитетнейший советский афганист Владимир Басов). А здесь можно вспомнить и о пуштунских корнях Абдулло Абдулло. В силу его политической биографии он отождествляется с таджикской общиной, но его отец — Голам Махяуддин Хан Замрияни — кандагарский пуштун-дуррани, он был сенатором от провинции Кандагар в Национальном Совете последнего созыва в период правления Мохаммада Захир Шаха. И неконституционные, хотя и необходимо признать – выглядящие оправданными политически, договоренности Гани с Абдулло несут в себе и элемент компромисса не только с таджикской общиной, но и с традиционной элитой пуштунов-дуррани.

В этой ситуации претензии генерала Абдулрашида Дустума на некую квоту в государственных структурах выглядят, по меньшей мере, малообоснованно. Пропорциональное этническому составу представительство в органах власти никак не предусмотрено и ввести некое правовое квотирование в обозримой перспективе представляется невероятным. Достаточно вспомнить о том, что сама легитимизация существующей уже более полутора лет структуры власти в Кабуле остается под вопросом. Для легитимизации компромиссных договоренностей между Ашрафом Гани и Абдулло Абдулло, найденных при посредничестве госсекретаря США Джима Керри, необходимы изменения конституционного уровня, что, в свою очередь, является прерогативой Вулуси Джирги, а с учетом остроты вопроса может потребоваться и созыв Лойя Джирги. «Мирная передача власти», основанная на договоренностях лишь двух субъектов политического процесса, как и предвиделось сразу, не привела ни к формированию устойчивого тандема, ни даже к более-менее эффективному двоевластию с разделом сфер влияния.

Парламентский кризис: Вулуси Джирга и «командиры джихада»

Срок полномочий Вулуси Джирги истек 22 июня этого года, но выборы были перенесены «из соображений безопасности, неуверенности в проведении честного подсчета голосов и нестабильной обстановки в стране». В реальности же, у Ашрафа Гани отсутствует уверенность в том, что парламент утвердит нужные для Гани и Абдулло поправки в конституцию. Более того, сами выборы могут стать катализатором активности оппозиции в правовом политическом поле. Едва ли не главным субъектом этого оппозиционного пространства является «Шуройие Рахбарони Джаход» — «Совет вождей джихада», объединяющий политических и военных лидеров времен войны с кабульскими правительствами и советскими войсками 1980-х годов и против «Талибана» в 1990-х. В его составе, в частности, такие лидеры как Икбал Сафи, Дауд Калакони, Абдул Расул Сайяф, бывший министр обороны Бисмилла-хан, экс-спикер парламента Мохаммад Юнус Кануни, бывший министр обороны Абдул Рахим Вардак, Мохаммад Исмаил-хан и другие видные деятели и лидеры политических партий.

В отличие от большинства политических партий, эта структура в высокой степени полиэтнична, хотя ядром ее являются этнические таджики, многие из которых относятся к панджшерской группе, к партии «Джамаати Исломи». «Совет» был активизирован после событий в Кундузе в сентябре 2015 года, когда правительственные войска в разных регионах страны попросту были не в состоянии противодействовать наступлениям «Талибана». Тогда отряды «командиров джихада» во многих случаях просто спасли правительственные формирования от разгрома, продемонстрировав заодно свой военный потенциал.

Это обстоятельство и толкает Ашрафа Гани на молчаливую поддержку действий генерала Дустума, направленных против «Джамаати Исломи», расчет делается на ослабление позиций Абдулло Абдулло и его кадровой и военно-политической поддержки или, как минимум, отвлечение внимания от вопроса легитимизации самого президента. При этом трудно предполагать, что президент Афганистана не имеет представления о турецких связях своего вице-президента, являющихся, напомним, предметом озабоченности в соседнем Узбекистане.

Пантюркизм в Афганистане

Турецкое влияние и распространение пантюркизма в Афганистане имеет свою давнюю историю. Одна из достаточно новых тенденций афганской жизни — резкий рост пантюркистских настроений, пантюркистской идеологии в среде тюркских этносов на севере страны, среди узбеков, туркмен и некоторых малочисленных групп тюркского происхождения — кызылбашей, афшаров, чар-аймаков… Это результат активной работы турецких спецслужб, работающих под прикрытием Provincial Reconstruction Teams («команд по реконструкции»), сегодня это уже яркий показатель эффективности турецкой «мягкой силы». Осуществляется она по нескольким направлениям. Непосредственное влияние на лидеров тюркоязычных общин (а часто и выходя за пределы этих общин) происходит под контролем MIT (Milli Istihbarat Teskilati), Национальной Разведывательная Организации Турции. Параллельно работают «Джамаате Аракат Хедмат» и «Нурджулар», структуры оппозиционного сегодняшней официальной Анкаре Фетхуллаха Гюлена, работающие, тем не менее, на общетурецкие интересы.

В Кабуле, Герате и Мазари-Шарифе действуют International Afghan-Turkish School, а также религиозные медресе, которые являются центрами влияния на местах. В Герате они работают в основном с туркменами, в Мазари-Шарифе с узбеками. Примечательно, что среди командиров и активистов этнических туркменских группировок в северо-западных провинциях выпускники турецких образовательных учреждений весьма заметны. Активно турецкая резидентура работает в Афганистане и с афганскими бизнесменами, связанными со странами Центральной Азии (в том числе — по финансированию незаконных экстремистских и террористических группировок в регионе). И в первую очередь – это работающие в бизнесе выпускники турецких школ.

Среди свежих сообщений информагентств, касающихся «турецкого следа» в Афганистане – намерение турецких правительственных структур открыть крупный религиозный образовательный центр в провинции Нангархар. Что означает начало качественно нового этапа турецкого проникновения в регион, и в том числе – во взаимосвязи с афганской этнополитической ситуацией.

Александр Князев

15.06 - 06.07.2016

Источник:.gumilev-center.af

Этнополитический конфликт в Афганистане набирает обороты

Обсуждение этнополитической ситуации в Афганистане, учитывая особенности этого государства, всегда было делом сложным, щепетильным и опасным. Но в то же время этот вопрос жизненно важен, ни одно правительство не могло и не может функционировать без учета интересов народов.

Для урегулирования этнополитических проблем в прошлом был создан специфический для Афганистана инструмент — представительный орган «Лойя-джирга» (большой совет) — всеафганский совет старейшин, избираемых представителей от этно-племенных групп для совместного решения кризисных ситуаций. Однако в формате «договорного» правительства «национального единства» Гани-Абдулло этот инструмент не используется.

В самом Афганистане политики и СМИ подходят к теме этнополитических проблем крайне осторожно. Даже нынешнее обострение ситуации на Севере Афганистана и набирающий обороты конфликт между двумя партиями: «Джумбиши милли ислами Афганистон» (Национального исламского движения Афганистана) лидера афганских узбеков Абудулрашида Дустума и «Джамаат ислами Афгонистон» (Исламского общества Афганистана), костяк которого составляют таджики Афганистана во главе с нынешним губернатором провинции Балх Атта Мухаммадом Нуром, стараются лишь обозначить, не вдаваясь в детали, не называя конкретных участников конфликта.

События на севере Афганистана развиваются очень динамично. Прошел уже пятый раунд переговоров четырехсторонней координационной группы по афганскому мирному урегулированию (КНР, США, Пакистан и Афганистан), однако на них представители талибов так и не появились. Более того, «Талибан» с переменным успехом продолжает попытки установления контроля над афганскими территориями уже не только на юге, но и на севере Афганистана с целью перебросить из Пакистана членов Пешаварской шуры (в Бадахшан) и Кветской шуры (в Гильменд), чтобы иметь возможность претендовать на власть, о чем недавно сообщили спецслужбы Афганистана.

Мало кто знает, что параллельно с захватом Кундуза осенью прошлого года талибы планировали захватить Файзабад – административный центр провинции Бадахшан, на северо-востоке и Меймене, центр провинции Фарьяб, на северо-западе страны. Сейчас идут боевые действия в бадахшанском уезде Бахарак, в непосредственной близости от Файзабада, центра провинции.

Представители национальной армии и американского военного контингента в один голос говорят о том, что июль будет очень напряженным месяцем в плане противостояния и боевых действий талибов именно на Севере и Северо-западе страны. Нельзя сказать, что там действуют только силы «классических» талибов, в Бадахшане на стороне талибов воюют выходцы из Таджикистана, Узбекистана и Кавказского региона России, которые выступают часто под знаменами менее известных группировок, таких как «Джандулла» или «Ансурулла». Пока талибы не захватят территорию в Афганистане, не следует ожидать никакого прогресса в переговорном процессе.

Что же касается вооруженного конфликта между «Джумбиши милли» (Национальным исламским движением Афганистана), объединяющим узбеков и туркмен Афганистана во главе с Абдулрашидом Дустумом и пуштунской «Хезби Ислами» (Исламской партией Афганистана) Гульбеддина Хекматияра против лидера таджикской партии «Джамаат Ислами» (Исламского общества Афганистана) нынешнего губернатора провинции Балх Атты Мухаммада Нура, он продолжает нарастать. В коалицию с «Джамаат Ислами» вступила шиитско-хазарейская партия «Хезби Вахдати Ислами».

Многие хотели бы преподнести это как межнациональный конфликт, однако за ним стот другие причины, в частности претензии генерала Дустума на нелегитимный формат власти, игнорирование правительством роли и достижений Дустума в частности и афганских узбеков и туркмен в целом, которые составляют 10% населения страны. Полностью вертикаль власти «Джумбиши милли» контролируют в северных провинциях Фарьяб и Джаузджан, но представителям «Джумбиши милли», как они утверждают, не дают посты в правительственных структурах.

Таким образом, конфликт набирает обороты. Дустум не доволен тем, что представители его партии не имеют высоких позиций в министерстве иностранных дел (министр Салахуддин Раббани – председатель «Джамаат Ислами»), министерстве внутренних дел (министр — представитель «Джамаат Ислами»), и министерстве обороны, где доминирующее положение также занимают представители «Джамаат Ислами».

«Мы против политизации национальной армии и национальной полиции. Они поэтому и называются национальными, почему их делят две партии?! Все упирается в 50% на 50%, Мухуммад Ашраф Гани и Абдулло Абдулло поделили все пополам. Но куда делись наши проценты?! У нас нет ни одного посла, хотя налажены дипломатические отношения с 170 государствами, могли же дать нам хотя бы десять посольских мест. Мы хотим, чтобы от нас было десять послов, чтобы от нас были заместители министра обороны и внутренних дел», — заявил А. Дустум, объясняя причины своего недовольства.

Пресс-секретарь Дустума Башир Ахмад Таянч, комментируя слова своего руководителя, отметил, что после того, как президент Мухаммад Ашраф Гани принял присягу в качестве главы государства, весь народ Афганистана, в частности, узбеки и туркмены, которые являются опорой правительства и своими голосами обеспечили победу режима, конкретно сделали победителем президента Ашрафа Гани, ожидали от него ответных действий.

«Наш народ ожидал мер со стороны Ашраф Гани по привлечению наших представителей к участию в национальном процессе и управлении государством. Наши голоса были решающими в победе режима на выборах, но ни одно из решений правительства до сих пор не соответствует ожиданиям нашего народа», — говорит Таянч.

Он посетовал, что в министерстве обороны посты занимают 234 генерала, из которых только 10 генералов — этнические тюрки.

«Если тюркоязычное население составляет 10% от населения страны, почему же их представительство в министерстве обороны менее 1%?! А посмотрите, что происходит в министерстве иностранных дел?!» — заявляет Башир Ахмад Таянч.

На президентских выборах 2009 года Мухаммад Ашраф Гани набрал менее 3% голосов избирателей. На президентских выборах 2014 года 5 апреля (1-й тур) и 14 июня (2-й тур), по итогам первого тура, Абдулло и Гани набрали по 45,0% и 31,6% голосов, соответственно. Из этих 31,6% не менее трети голосов Гани получил именно благодаря поддержке «Джумбиши милли» и Дустума, который на тот момент состоял в команде Гани.

По результатам второго тура, который был проведен 14 июня 2014 г., было объявлено, что Абдулло Абдулло получил 43,56% голосов избирателей, а Ашраф Гани — 56,44%.

Абдулло не признал поражения на выборах и настоял на пересчете голосов. В урегулировании разногласий между кандидатами участвовал госсекретарь США Джон Керри. 12 июля 2014 г. Гани и Абдулло согласились с предложением госсекретаря США произвести полный пересчет голосов избирателей второго тура президентских выборов. Процесс должен был начаться 13 июля, но из-за спора о том, кто должен проводить проверку допущенных Национальной избирательной комиссией злоупотреблений, Абдулло требовал международного аудита, Гани же соглашался только на пересчет голосов местным избиркомом, к аудиту приступили лишь 17 июля.

Процесс не раз останавливали из-за разногласий между командами кандидатов в президенты. Тем не менее, стороны надеялись, что инаугурация нового главы государства состоится не позднее конца августа 2014 г. 8 августа Абдулло и Гани подписали декларацию, в которой они обязуются совместно сформировать правительство национального единства после завершения аудита бюллетеней второго тура выборов президента Афганистана. Согласно декларации, кандидат, который проиграет президентскую гонку, должен был занять одну из управленческих позиций в новом правительстве.

13 августа 2014 г. Гани и Абдулло подписали договор о разделе власти. Тогда же был создан объединенный комитет, который согласовал детали о разделе власти между двумя кандидатами в президенты, он начал свою работу 13 августа 2014 г.

После подписания кандидатами договора о разделе власти и завершения пересчета голосов — победителем на президентских выборах Афганистана был признан Мухаммад Ашраф Гани, инаугурация которого состоялась 29 сентября 2014 г.

Абдулло Абдулло получил пост председателя правительства, специально учрежденный для него договором о разделе власти.

Но, как показывает практика, такой формат разделения власти не учитывает интересы других участников процесса, что становится причиной их недовольства и приводит к вооруженному конфликту.

Илхом Нарзиев

06.07.2016

Источник: gumilev-center.af

Tweet