Почему мусульманский мир воспринял слова патриарха Московского и Всея Руси Кирилла как «объявление Россией священной войны исламу»? Возможно ли участие военных сил ОДКБ в российской военной операции? Зачем российские генералы приукрашивают свои успехи в сирийском конфликте? Об этом медиа-порталу 365info рассказал эксперт, доктор исторических наук, профессор Александр Князев.

— По договору о коллективной безопасности стран-участниц ОДКБ военное вмешательство организации возможно только в случае нападения на одно из наших государств, но никак не в случае его вмешательства в военный конфликт за пределами организации. Однако, по утверждению экспертов, вероятность всплеска террористической активности на территории России велика. Что в этом случае будет делать командование ОДКБ?

— Это в значительной степени несостоявшаяся организация. Даже при том, что есть формат совместных коллективных сил оперативного реагирования, проводятся учения, тренировки, существуют структуры совместного командования, отсутствуют две главные вещи. Во-первых, правовая основа для использования этих сил, то есть решение о вводе сил ОДКБ даже в любую из стран-участниц, в случае необходимости должно быть принято консенсусом всех шести президентов, что в общем-то — не факт. Кроме того, это решение должно быть ратифицировано парламентами всех шести стран.

Поэтому слово «оперативный» звучит как издевательство. Это проблема, которая не решается много лет. Интересы у всех стран-участниц разные.

Случись конфликт в Карабахе — Казахстан, Киргизия, Таджикистан будут вмешиваться вообще на стороне Армении? И наоборот, случись что-то в Таджикистане — армянам или белорусам нужно вмешиваться? Ну, Казахстан там еще рядом, какие-то свои интересы безопасности есть, еще может поучаствовать. В этом контексте миссия организации не продумана и четко не сформулирована.

Во-вторых, нет четкого разделения понятий внутренней и внешней угрозы. ОДКБ декларирует, что защищает страны-участницы только от внешних угроз, а в современном мире внутренние и внешние угрозы разделить порой бывает очень сложно. Недавно прошел такой фейк, будто главами государств-членов ОДКБ согласован вопрос о вступлении Сирии в организацию. Это смешно. Я не представлю себе даже визуально лиц Лукашенко, Назарбаева и остальных, решающих этот вопрос. Это же не тот случай, когда есть угроза России. Напротив, это Россия, исходя из своих геополитических прежде всего интересов, вмешалась в этот конфликт и начала принимать в нем участие. А ИГ здесь вообще не причем. Соответственно, сугубо одностороннее дело России не касается ОДКБ.

Если произойдет какая-то террористическая активность в отношении России со стороны ИГ и приближенных к нему структур, конечно, встанет вопрос об участии ОДКБ и союзников.

Киргизия на днях вообще напрямую поддержала российскую операцию в Сирии. Видимо, надо новый какой-нибудь кредитик под это дело выпросить.

Все политическое руководство всех стран ОДКБ, никто из них от этого не отказывается, квалифицирует ИГ как международную угрозу. В этом смысле, предположим, даже если Казахстан не делает специального заявления поддержки, все равно подразумевается, что поскольку это борьба с международным терроризмом, то она априори поддержана. Другое дело — участие. Я не думаю, что здесь уместен формат ОДКБ, скорее — ШОС. Потому что какая-то поддержка или какое-то участие других стран, а не только ОДКБ, может быть только на уровне спецслужб, но никак не предполагает военное участие.

Как можно военным участием бороться против терактов? Против них существует только один способ — предупреждающая оперативная работа спецслужб.

Обмен информацией всегда был. В 90-е годы казахстанские спецслужбы экстрадировали в Россию боевиков Чечни, которые прятались в Казахстане. И этот случай был не единичным. Так что я думаю, в случае террористической активности на территории России эта работа будет усилена.

Прошедшей зимой генеральный секретарь ОДКБ Николай Бордюжа был в Астане, и Нурсултан Назарбаев высказал одну очень хорошую мысль: ОДКБ должна превратиться в аналитическую организацию. Я убежден, что как военная организация она не состоялась. Даже при том, что Казахстан — ближайший союзник России, все равно есть свои интересы и расхождения, договориться для полноценного военного альянса будет крайне сложно. Военные отношения были бы гораздо эффективнее на двустороннем уровне. А вот совместная аналитическая работа вполне реальна. Как раз она помогла бы в решении вопроса обратной реакции со стороны «Исламского Государства», которая, я думаю, несомненно будет. Я до недавнего времени с иронией относился к сообщениям о том, что боевики — граждане наших стран, возвращаясь домой из Ирака и Сирии что-то бы здесь натворили. Для начала иронизировал потому, что численность их всегда была сильно преувеличена.

— Говорят, что только от Казахстана там человек 700…

— Не думаю, что так много. Госструктуры, особенно в военной сфере, очень любят приукрашивать цифры, с чем я не раз сталкивался. Известные случаи возврата домой ветеранов из Ирака и Сирии единичны. В России их можно пересчитать на пальцах одной руки, ну может быть, двух. Вместе с тем, численность всяких деструктивных сект — сатанистских, неоязыческих и других — в разы превышает численность тех, кто причастен к ДАИШ, но почему-то никто тревогу не бьет. Это просто такой выгодный, удобный инструмент.

Очень большая часть тех, кто там действительно воевал, погибает, так как это война, другая часть не настроена возвращаться домой. Они скорее уедут в другие страны. И тем не менее сейчас возникает эффект осиного гнезда. Силами авиации уничтожить точечно каждого боевика, который прибыл, например, из России и опасен для России — невозможно. Это дело случая.

Российские войска сейчас уничтожат с воздуха какие-то базы, рассеют игиловцев. И потом будет неизвестно, что хуже: когда они сидели в одном месте или когда они разлетятся в разные стороны.

Сейчас, когда эти люди не готовы к планированию своей жизни, у них остается один выход — возвращаться домой. Конечно, по поддельным документам, а этот механизм давно отработан.

— Возвращаются они деструктивным звеном или живут тихо-мирно?

— По-разному. Во-первых, туда едут по разным причинам. Условно, игиловцев можно разделить на две части. Часть едет зарабатывать деньги, остальные — по идейным соображениям: воевать за халифат. Те, которые зарабатывали деньги и возвращаются, я знаю примеры Туркмении, Узбекистана, Киргизии, они, как правило, ложатся на дно.

А те, что ехали по идейным соображениям и как-то их сохранили, вообще могут вернуться с поставленными перед ними определенными задачами, могут начать собирать вокруг себя людей, рассказывать в пафосном ключе, как это здорово для мусульманина — воевать за «Исламское Государство» против «кафиров».

Происходит момент вербовки. Вот эти ребята влекут определенную опасность.

Другая реакция, которая может произойти, — перегруппировка сил ДАИШ. Все-таки эти радикальные организации не существуют по одиночке, а выполняют определенные задачи, заказы. В первую очередь, спецслужб других стран.

В случае перегруппировки есть высокая вероятность всплеска террористической активности на территории России. Причем деструктивные элементы совсем не обязательно посылать в Россию из Ирака и Сирии, это подполье за 25 лет еще со времен перестройки создано практически во всех странах, в том числе и в России.

Большинство граждан, кстати, из нашего региона, особенно откуда идет поток трудовых мигрантов, вербуются в Сирию и Ирак структурами, действующими на территории России, и попадают в Сирию и Ирак через территорию России. Только из Казахстана и Туркмении немного иначе.

— Много споров ходит о численности ИГ. По одним сведениям, их порядка 30 тысяч, сами они утверждают, что их 200 тысяч. Разве можно вообще посчитать эти цифры, если организация мобильная? Как в таком случае понимать масштаб угрозы?

— Если говорить о масштабе угроз, то численность организации вообще не имеет значения. У меня немаленький опыт наблюдения и осмысления подобных формирований в Афганистане. Все такие сообщения нужно всегда делить минимум на 10. Если говорят о 3 тысячах, значит, наверняка, на самом деле не более 300.

ИГ — неоднородное объединение, это конгломерат нескольких группировок, которые договорились о разделе сфер влияния, координируют действия и конфликтуют между собой в том числе.

Точно также выглядит афганский «Талибан». Это не регулярные армии, действующие по принципу строгой вертикали — дисциплина, организация, четкая структура. Там такого нет. Там дисциплина и организация формируются приказами на уровне отдельных отрядов из нескольких десятков человек, не более.

— Какова вероятность сращения ИГ с талибами? В конце концов, когда ИГ станет понятно, что уничтожение их костяка неизбежно военными силами России, наверняка смогут договориться?

— Вероятность — нулевая, они воюют между собой. Были попытки переговоров, но там много разночтений, начиная от идеологии. Она — разная. «Талибан» — это не просто религиозное движение, это этническое движение пуштунов.

Афганистан и наш регион отличаются тем, что у нас ислам этнический, а в классическом исламе этносов и наций нет, все — мусульмане.

Идеология ДАИШ построена как раз на этом, поэтому там есть и европейцы, принявшие ислам, и кто угодно. В Киргизии, например, нет ни одной интернациональной мечети, там для узбеков свои мечети, для дунган — свои и так далее. На юге Киргизии действующие группировки радикального характера разделены по этническому принципу. В Казахстане тоже такое есть, правда, этническая раздробленность внутри мусульманского сообщества не так сильна.

Поэтому универсальная идеология «Все мусульмане» в данном контексте не пройдет. Есть свои этнические интересы, у талибов — это стремление пуштунов доминировать определенным образом во власти, плюс сохранить какие-то консервативные религиозные устои. Ислам здесь сильно интегрирован с суфийской идеологией, а она противоречит упрощенным примитивным представлениям, которые существуют на Ближнем Востоке. Поклонение святым местам, поклонение могилам в арабском мире запрещено. А наши мусульмане от того, какими бы радикальными они не становились, не смогут от этого отказаться, и это не будет иметь общественной поддержки. Для наших мусульман это неотъемлемая часть ислама.

В Афганистане, кстати, группировки, которые близки к ИГ, существуют, но они никакой погоды не делают, они стали точечно взрывать места поклонения и зияраты, чтобы спровоцировать недовольство. Другое дело, что мог быть использован сам бренд ДАИШ.

Несомненная польза от российской военной операции в том, что до нее ИГ создал очень мощный собственный медиаобраз. У людей закрепилось в сознании на уровне паники, что это некая непобедимая сила.

Как только российские войска уничтожат основное ядро ИГ, возможность использовать бренд ИГ резко снизится. Все эти черные флаги, которые используются под брендом ИГ, на самом деле — шоу на уровне даже не Голливуда, а Болливуда. Таков зритель, под него и сделано.

— Насколько эффективны действия России в Сирии?

— Информационный поток очень противоречивый, я всегда с высокой долей недоверия отношусь к официальным сообщениям, особенно в военной сфере, сфере безопасности, потому что эти сообщения — часть информационной войны. Преувеличение угроз, преувеличение успехов. Все это важно для влияния на общественное мнение. В российском случае, например, внутри России не вижу какого-то активного противодействия критике в адрес этой операции. Как правило, выходят генералы, бодро рапортуют об успехах — например, уничтожена какая-то инфраструктура, склады и так далее. А реально судить пока трудно.

— Были сообщения, что первые бомбардировки были неудачными — попали не по базам боевиков, а по мирному населению. Насколько это реально?

— На любой войне бывают ошибки, допущенные в силу неточности информации о месте расположения объекта, например. Когда американцы в 1999 году бомбили Белград, у них ракеты попадали на территорию Болгарии. Другое дело, что Россия очень плохо работает в информационном пространстве. Несколько дней назад американцы разбомбили большой больничный комплекс в Кундузе, погибли несколько десятков сотрудников Красного Креста, не говоря о больных, которых сотни, и это российские СМИ прозевали. Видимо, увлечены собственными успехами в Сирии. В современном мире важно не то, что произошло, а то, как это интерпретировано в массовом сознании в информационной сфере. С этой точки зрения российская операция в Сирии, на мой взгляд, вообще нормально не подготовлена. Незадолго до нее в крупнейшем российском информагентстве ТАСС была упразднена арабская редакция, то есть вещание на арабские страны, которое слушалось и читалось, и вызывало доверие, исчезло. И по реакции это видно.

А наши оппоненты работают.

Арабский телеканал «Аль-Джазира», например, дал совершенно шикарную новость: невнятная картинка, кто-то что-то разбомбил, задымилось, пыль, шум, гам и броский заголовок, который оседает: «Съемочная группа «Аль-Джазира» попала под российские бомбардировки».

Восприятие этой новости в дальнейшем происходит у всех по-разному — кто как воспитан и кто как настроен. Чаще — ага, русские бомбят журналистов из арабских стран.

Эти бомбардировки без предварительной подготовки информационной составляющей ведут к тому, что против России ополчится весь мусульманский мир. Даже жители тех стран, которые вообще не имеют никакого отношения к войне с ИГ.

Плюс еще несколько дней назад патриарх Московский и Всея Руси обронил словосочетание применительно к этой войне, что это «священная война». Тут же мгновенно в исламских странах политические деятели интерпретировали эти слова как то, что Россия объявила священную войну против ислама.

Попробуй малограмотному населению где-нибудь в Пакистане что-то доказать. В таджикских группах на Facebook такая подача слов Кирилла идет массово. Не каждый человек даже в более развитых странах следит за всеми событиями, подробно сопоставляет факты и делает анализ, разбирается в происхождении той или иной картинки. Он схватил несколько сообщений, которые совпадают с его мировоззрением, у него сформировался вывод, а переубедить его потом будет сложно. То есть даже на грани фантастики.

Пока информационную войну против ИГ Россия проигрывает.

Александра Алехова

08.10.2015

Источник: 365info.kz

Tweet