Директор департамента по вопросам новых вызовов и угроз МИД РФ Илья Рогачев в интервью корреспонденту "Интерфакса" прокомментировал перспективы сотрудничества с США по антитеррору в свете принятого Вашингтоном санкционного закона в отношении России, а так же последний доклад Госдепартамента США о ситуации с терроризмом в мире.

– Илья Игоревич, два дня назад Дональд Трамп подписал закон, согласно которому вводятся значительно более жесткие санкции против России. Некоторые официальные лица с российской стороны на этом фоне заявили, что американцы практически перечеркнули последнюю возможность в ближайшем будущем улучшить отношения с Москвой, и что надежда в этом смысле на администрацию Трампа умерла. Согласны ли вы с такими оценками в отношении перспектив совместной борьбы с терроризмом?

– Надежда, как говорится, умирает последней. В определенной мере двустороннее взаимодействие по антитеррору продолжалось и в последнее время – по военной линии. Позитивный опыт имеется, в том числе по Сирии, вокруг которой у нас с американцами достаточно разногласий, но это и пример того, что мы способны приходить к взаимопониманию. Свежее подтверждение тому – известные договоренности о создании в этой стране "зон деэскалации".

Что же касается перспектив нашего с США диалога по антитеррору в свете очередного витка санкционной войны, начатой Вашингтоном при президенте Бараке Обаме, то мне они представляются неопределенными. Декларируемая Дональдом Трампом заинтересованность в развитии сотрудничества с Россией в этой области до сих пор не нашла подтверждения в конкретных делах. Время идет, но ничего по сравнению с тем, что было при предыдущей администрации, не меняется.

– Тем не менее, есть ли надежда на то, что именно сотрудничество по антитеррору позволит сдвинуть с места наше взаимодействие с США? Какие еще препятствия помимо санкций вы видите?

– Препятствий на этой пути немало, и они – как объективного, так и субъективного характера. Объективно мы все согласны, что с терроризмом надо бороться сообща. Это, действительно, глобальное зло, и необходимость противодействовать ему заставляет государства координироваться, как минимум.

Вместе с тем международный терроризм нельзя рассматривать как какую-то одну систему. Не случайно международное сообщество не может, в рамках ООН, договориться об определении. Скорее, это удобное, привычное медийное клише, на деле же все сложнее. На глобальном уровне действуют лишь одна-две организации: "Аль-Каида" и, видимо, ИГИЛ. Они реально представляют собой угрозу для очень многих государств. Но в большинстве случаев иерархия террористических угроз для каждого государства специфична и индивидуальна. В том смысле, что некоторые террористические организации действуют в региональном масштабе или даже в субрегиональном, а то и только в одной стране. Таким образом, некоторые наши партнеры говорят нам, что они борются, в первую очередь, с "Аль-Каидой", другие – с "Исламским движением восточного Туркестана" (ИДВТ), еще кто-то – с "Хизб-ут-Тахрир", с "Боко Харам", с "Аль-Шаабаб" и так далее. Я хочу сказать, что террористическую угрозу в мире ощущают очень многие, но у каждого она "своя".

Дальше необходимо подчеркнуть и субъективные различия в подходах государств к этой проблеме. Так же как и правозащитной области, когда все в принципе согласны, что права человека надо соблюдать, а дальше начинаются различия. Также различные политические и другие интересы вмешиваются в, казалось бы, четко заявленную позицию о необходимости бороться с терроризмом, и приводят к тому, что из террористов делают каких-то "борцов за свободу", сопротивляющихся действиям "репрессивных, авторитарных режимов", которых к борьбе с этими "диктаторскими режимами" вынуждают обстоятельства. И вот, глядишь, они и не террористы уже, а какие-то "насильственные экстремисты", которых надо не наказывать, а постараться "понять и простить". Отсюда, например, попытка подменить уголовные наказания программами реабилитации и ресоциализации.

Проиллюстрируем это конкретно на наших с американцами отношениях. Часто приходится слышать еще одно расхожее клише, что мы, дескать, вместе с американцами боремся в Сирии с международным терроризмом. С международным терроризмом в Сирии боремся мы, конечно, вместе с самими сирийцами, а американцы борются с ИГИЛ. Вспомните, президент Барак Обама сформировал не "антитеррористическую", а именно антиигиловскую коалицию и назначил своего спецпредставителя в целях политической поддержки ее действий. Дональд Трамп, будучи еще кандидатом в президенты, говорил о своих намерениях сотрудничать с Россией именно в борьбе с ИГИЛ, и неоднократно повторил этот тезис уже после избрания. В ходе брифинга 1 августа этого года госсекретарь США Рекс Тиллерсон подтвердил, что из всего антитеррора как обширной области сотрудничества с Россией, американцы выбрали только Сирию. Применение Соединенными Штатами вооруженных сил в Сирии и Ираке также весьма красноречиво: они ничего не предпринимают даже против бывшей "Джебхат ан-Нусры", которую Совет Безопасности ООН признал террористической организацией, не говоря уже о более мелких террористических группировках, которые они старательно записывали в "умеренную позицию", хотя их эволюция шла в противоположную от умеренности сторону. На эту "особенность" борьбы с терроризмом по-американски мы неоднократно указывали, и будем продолжать указывать, как на яркий пример проявления "двойных стандартов" в антитерроре.

– В чем причина подобной линии Вашингтона в сфере борьбы с терроризмом в Сирии?

– Думаю, что из всех действующих в Сирии группировок американцы определили только ИГИЛ как опасную для себя, а всем остальным, поскольку они не представляют непосредственную угрозу для США, позволяют действовать где и как угодно.

Вот этот критерий и является одним из "разъединительных факторов" в борьбе с терроризмом. Хотя он ни в коей мере не препятствует сотрудничеству государств в борьбе с этим злом. Добросовестный подход к партнерству на антитеррористическом треке, отказ от поиска корыстных выгод в соответствии с принципом "враг моего врага – мой друг" (или по крайней мере – не мой враг) является необходимым условием для эффективного решения этой проблемы. И это тоже можно проиллюстрировать на примерах из российской практики отношений со многими государствами.

– Как вы оцениваете недавно опубликованный доклад Госдепартамента США о ситуации с терроризмом в мире за 2016 год, в котором нашей стране посвящен отдельный раздел?

– Доклад нам интересен с той точки зрения, как американцы оценивают состояние глобальной теругрозы, эффективность соответствующих мер, принимаемых конкретными государствами на законодательном и правоохранительном уровнях, динамику профильного международного сотрудничества.

Российский раздел доклада выдержан в достаточно стандартном для такого рода документов ключе и по акцентам и тональности мало чем отличается от своих предыдущих версий. В этом смысле он во многом повторяет то, как нас "рисовали" американцы в период второго срока президентства Барака Обамы: то есть в основном критиковали, порой передергивая и искажая факты. Вот и в этот раз, несмотря на смену команды в Белом доме, Россию продолжают обвинять в том, что операция российских ВКС в Сирии нацелена не против ИГИЛ, а против так называемой сирийской умеренной оппозиции.

– Тем не менее, в нем есть и позитивные моменты. В частности, в докладе подчеркивается, что Россия активизировала международное сотрудничество в этой области.

– Да, американцы заметили …

Но хочу сказать еще об одном выпаде, ставшим уже привычным, в адрес принятых в 2016 г. поправок в российское антитеррористическое законодательство, которые также известны под названием "пакет Яровой". Дескать, наши власти используют эти новшества в целях преследования политической оппозиции, независимых СМИ и отдельных религиозных меньшинств. Но мы получаем информацию о развитии профильного законодательства практически по всем странам мира. Тенденция, бесспорно, на ужесточение наказаний, на более детальное регулирование, короче, - на "закручивание гаек". Особенно это заметно в западных странах, но обвинять в "зажиме" надо именно нас. На таких подходах сотрудничество в антитерроре не выстроить. Мы же отслеживаем и тоже делаем выводы.

Так что "объединительность" антитеррористической проблематики – это потенциал, но никак не реальность.

Вероника Вишнякова

04.08.2017

Источник: INTERFAX.RU