Начавшийся в Женеве второй раунд переговоров по урегулированию положения в Сирии вновь привлек внимание к драматическим событиям в этой стране. О своем видении причин и смысла идущей там гражданской войны "Росбалту" рассказала арабист, профессор Московского педагогического государственного университета, доктор исторических наук Елена Галкина.

— Как вы оцениваете перспективы возобновившихся Женевских переговоров, особенно учитывая, что оппозицию на них представляет лишь одна из ее групп — Сирийская национальная коалиция?

— Действительно, сама сирийская оппозиция признает, что ее репрезентативность на переговорах в Женеве недостаточна. То же самое говорят и сторонники президента Сирии Башара Асада, однако обе стороны имеют под этим в виду совершенно разные вещи. Асад таким образом хочет привлечь к переговорам и карманную оппозицию...

— Ту, что представлена в его парламенте, включая, лояльных Асаду коммунистов?

— Совершенно верно. В свою очередь, национальная коалиция говорит: да, мы за расширение количества участников переговоров, но с нашей стороны в них не должны участвовать люди Башара Асада.

Естественно нельзя принимать в качестве участника этих переговоров ни с одной из сторон "Исламское государство Ирака и Шама" (ИГИШ, по другой версии, "Исламское государство Ирака и Леванта" — "Росбалт"), поскольку эта организация не является частью сирийской оппозиции и даже наоборот, воюет с нею. В захваченных городах они провозглашают исламский строй и позиционируют себя именно как отдельную страну. У них совершенно другая повестка, эти люди против существования Сирии как государства.

— Чьи интересы представляет ИГИШ?

— Изначально они были связанны с "Аль-Каидой" и считаются ее ответвлением. У них панисламистская идеология, они выступают за Халифат — всемирное исламское государство. Развитие ИГИШ началось в суннитских районах на территории Ирака. Их программа максимум — создание Халифата, на пути к которому находятся различные враги в виде национальных государств. На данный момент у них плохие отношения с "Аль-Каидой", которая их не признает и не поддерживает их действия на территории Сирии, потому что у первой там свои люди и свои вооруженные формирования.

Таким образом ИГИШ превращается в самостоятельную экстремистскую политическую силу салафитского толка. Проблема еще и в том, что, в отличие от Сирийской свободной армии, членами которой в основном являются сирийцы, в ИГИШ, конечно, интернационал.

Активное включение ИГИШ в сирийский конфликт меняет изначальную постановку вопроса, поскольку противостояние в Сирии начиналось, как борьба за демократию, против авторитарного режима Башара Асада, и светские силы во внутренней оппозиции были наиболее серьезными. Сейчас этого сказать уже нельзя. Конфликт приобрел иной смысл и переходит в религиозную плоскость.

Пропаганда Асада способствовала такому повороту этого конфликта. Его режим на определенном этапе стал позиционировать себя как защитник религиозных меньшинств — алавитов (алавизм — одно из ответвлений ислама, которое некоторые мусульманские теологи считают отдельной религией, сочетающей в себе элементы ислама, христианства и доисламских верований Востока. В Сирии алавиты составляют влиятельное меньшинство —  "Росбалт"), христиан от мусульман-суннитов, составляющих основную часть сирийского населения.

До конфликта в Сирии был светский режим. Сегодня же мы имеем там международную религиозную войну. На стороне Асада участвуют группировки проиранской "Хезболлы", очень серьезную помощь ему оказывает Иран, а на стороне оппозиции — суннитские моджахеды из многих стран мира.

— Я все-таки верну вас к первой части своего вопроса, о перспективах сирийского урегулирования на переговорах в Женеве.

— Мне представляется, что переговоры будут очень тяжелыми. Прежде всего, потому что сторона официальной сирийской власти на этих переговорах готова обсуждать создание переходного правительства, но не готово обсуждать "Сирию без Асада". Для оппозиции же вопрос об Асаде принципиален. Поэтому перспектив быстрого решения этого конфликта ожидать не приходится.

— В России часто подчеркивают, что гражданская война в Сирии — результат происков Запада, "оранжевых" технологий и так далее. О внутренних причинах конфликта в этой стране у нас говорят мало. Не могли бы вы поподробней рассказать о них?

— На мой взгляд, основные причины сирийского конфликта были внутренними. До определенного момента он не носил интернациональный характер. Наоборот, большинство государств, прежде всего, многие страны Запада, до сих пор не очень хотят вмешиваться в противостояние в Сирии. Оппозиция там изначально надеялась, что "Запад нам поможет", так же, как и в Ливии. Но достаточно быстро стало ясно, что ни Европа, ни США реальную серьезную материальную помощь, например, оружием, оказывать не собираются.

— Почему в Ливии были готовы, а в Сирии — нет?

— Потому что Ливия более "перспективная" страна с точки зрения ее колониального освоения. Там 6 млн населения и при этом большие запасы высококачественной нефти. За что бороться в Сирии той же самой Франции или США, кроме некоего геополитического преобладания, не очень понятно. С моей точки зрения, США наиболее выгодна именно сегодняшняя ситуация, когда регион находится в нестабильном состоянии, когда Иран тратит много средств на поддержку Асада. Ловить рыбу в мутной воде всегда сподручней. Тем более, если победит оппозиция, с ней у США будет много проблем… Провести в Сирии  после этого какие-то неолиберальные реформы в этом случае не удастся — нынешняя оппозиция этот путь не поддержит.

Поэтому формально Запад сирийскую оппозицию поддерживает, но кроме дипломатической, никакой другой существенной помощи ей не оказывает. А вот Катар, Саудовская Аравия, некоторые влиятельные группы в Ираке, Турция оказывают серьезную поддержку, но все эти страны заинтересованы в победе исламистов, а не светских демократических сил.

— И Турция тоже?

— Турция тоже поддерживает умеренных исламистов типа "Братьев-мусульман". Связи турецкого правительства с ними достаточно серьезны. Когда "Братья-мусульмане" недавно в течение недолгого времени были у власти в Египте, они почти под копирку реализовывали те шаги по "ползучей исламизации", которые проводит в Турции ее премьер-министр Реджеп Эрдоган.

— И все же вернемся к внутренним причинам социального взрыва в Сирии...

— Типологически режим Асада надо отнести к авторитарным. До начала массовых выступлений против него в 2011 году он имел много общего с Египтом и Тунисом накануне "арабской весны". Для этих режимов характерна огромная роль спецслужб и армии, коррупция, непотизм (подбор кадров по родственному принципу — "Росбалт") на всех этажах власти, довольно большая безработица среди молодежи и теневой рынок в экономике. В 2000-х годах Асад проводил приватизацию госсобственности в интересах своих родственников, что возмущало бизнес. Тогда же началось сильное социальное расслоение.

В это время Асад пытался осуществлять политическую и экономическую либерализацию, практически по той же схеме, что и в Египте в 1990-е годы. Только в Египте экономическая либерализация проводилась быстро, а в Сирии очень осторожно. И надо сказать, сирийское государство социальную "подушку" населению всегда обеспечивало. Товары по фиксированным ценам, льготные цены на бензин, поддержка малоимущих — все это там было. Поэтому, кстати говоря, когда весной 2011 года в Сирии начались массовые протесты, никто на них не требовал отставки Асада.

— Изначально сирийский протест ведь носил мирный характер...

— Вначале это было движение за демократические реформы, за честные выборы и допуск оппозиции в парламент. Это было очень похоже на запрос "болотной оппозиции" в России, или "Евромайдана" на Украине — запрос на политические реформы, против коррупции и непотизма. Движение было мирным, и никто из аналитиков не ожидал, что это выльется в такую жуткую кровавую войну.

— Почему же все так повернулось?

— Когда Асад пришел к власти, он делал некие намеки как светской, так и исламистской оппозиции о возможности ее включения в легальный политический процесс. Например, из тюрем начали выпускать людей, подозреваемых к принадлежности к "Братьям-мусульманам". Однако, дав такие сигналы, Асад остановился. То есть, возник эффект несбывшихся надежд. К тому же, против мирных демонстраций начинаются жесткие репрессии, пропадают люди, в том числе, подростки. Некоторые из них возвращались из застенков со следами пыток...

— При этом и религиозного характера конфликт в Сирии поначалу тоже не носил?

— Повторю, изначально это не было противостоянием алавитов и христиан против суннитов. Большинство протестующих были суннитами просто потому, что они составляют большинство в стране. Однако алавиты тоже принимали участие в этих демонстрациях. Простые алавиты — это вообще-то беднейшая часть населения Сирии. Проблема в том, что в подавлении протестных демонстраций участвовали подразделения, набранные исключительно из алавитов.

Первые полгода протесты носили мирный характер. Но государственная пропаганда сразу же стала создавать образ протестующих как "иностранных наемников", религиозных фанатиков-суннитов. Часть оппозиции приняла этот дискурс и стала характеризовать режим Асада как алавитский. Религиозная составляющая конфликта начинает расти как снежный ком. С обеих сторон уже применяется насилие к иноверцам. А насилие, как мы знаем, порождает насилие...

— Что могло предотвратить наихудший сценарий развития событий?

— Я убеждена, что напряжение можно было снять, проведя выборы в парламент. Эти выборы состоялись, но только через год, когда уже началась гражданская война. Правительство Асада опоздало с этим решением, повестка дня изменилась с демократической на религиозную, светские силы в сирийской оппозиции, чем дальше, тем больше теряют свое влияние. Возможно, если бы страны Запада не отдали бы снабжение сирийской оппозиции оружием на откуп исламским государствам, ее светская часть выглядела бы намного лучше. У нее был для этого потенциал, до начала конфликта ее большую часть составляли левые либералы и социал-демократы. Сейчас там усиливается влияние разных исламистских организаций.

Алавиты и христиане Сирии на данный момент действительно воспринимают Асада, как свою единственную надежду на физическое выживание.

Коалиция сирийской национальной оппозиции позиционирует себя как светскую силу, но при этом ее руководитель Ахмед Джарба имеет тесные связи с правительством теократической Саудовской Аравии...

— На чем бы могли сойтись стороны переговоров по Сирии в Женеве?

— На переходном правительстве без Асада. Но это очевидно не устраивает самого Асада, которого до сих пор поддерживает верхушка спецслужб и армии, что дает ему шанс на выживание.

— Хотя бы теоретически возможен такой вариант, что участники нынешних переговоров в Женеве все-таки договорятся и вместе ударят по этой самой "третьей силе" в лице "Исламского государства Ирака и Шама"?

— Теоретически такое возможно в случае, во-первых, если эта третья сила будет разрастаться, во-вторых, если национальная сирийская армия сможет добиться таких успехов, что сумеет  переломить ситуацию и диктовать условия в части вопроса об Асаде. Если стороны договорятся о создании переходного правительства с Асадом, то дальнейшее их взаимодействие возможно. Но на данный момент такую ситуацию представить очень сложно.

Беседовал Александр Желенин

13/02/2014

Источник: rosbalt.ru